Несмотря на голод, Сержпинские поселили Сутугиных у себя. Соня оформила на них продовольственные карточки, положенные блокадникам. Кроме того, что получали все, Ленинградцам дополнительно выдавали немного молока и сливочного масла. Первое время Павля с сыном много времени проводили, лёжа в постели, они очень ослабли. Когда силы стали возвращаться, они вышли погулять во двор под присмотром Сони и Евпраксии Павловны. Павля чувствовала себя уже лучше, и пока в её рассуждениях и словах не было ничего подозрительного, но, увидев на заборе ворону, она, как сумасшедшая вдруг закричала:
- Тётя Планя, вон ворона, скорее ловите её!
От этого истошного крика ворона улетела. Павля дрожащими руками, подняла с земли палку и сказала Соне:
- Как только ворона вернётся надо её убить. Её можно съесть.
- Успокойся, Павлечка, мы не будем питаться воронами. «У нас есть нормальные продукты», - тихо произнесла Соня. Затем спросила сестру:
- А почему ты так закричала, ты разве в Ленинграде ловила ворон?
И Павля стала рассказывать, как она ухитрялась ловить ворон и крыс, чтобы выжить. Для этого в Ленинграде люди придумали массу ловушек, и всех птиц и крыс в городе перевели.
- Я купила у соседа крысоловку и клетку для ловли птиц, - сказала она, - а в качестве приманки приходилось использовать свой кал. Его запах привлекал птиц и крыс. За счёт этого я выжила. По карточкам последнее время нам давали только по сто пятьдесят граммов хлеба на человека. Это был не хлеб, а что-то похожее на него. В него, наверное, добавляли опилки.
Пока разговаривали, во дворе появилась кошка. Павля тоже не могла спокойно на неё смотреть. Она сказала, что в Ленинграде и кошек всех съели. Потом она поведала,
что были случаи людоедства. Некоторые соседские дети пропали. Возможно, их съели, потому что мёртвых их не могли найти.
В конце марта Сергей купил на базаре козу, и блокадников отпаивали козьим молоком. Козу тоже было трудно прокормить, тем более в марте, когда травы ещё не было. Ей давали картофельные очистки, и Соне удалось в деревне купить немного овса. Кроме того, для неё собирали после лошадей остатки сена. Сбором сена занимались близнецы. Они ходили по тем местам, где привязывали лошадей на стоянку.
Соня и Коля часто приносили из командировки по узелку картошки. За деньги её уже купить было невозможно, колхозники уступали её лишь по обмену на хорошую одежду или на золотые и серебряные украшения.
На фотографии справа Верещагин Александр Семёнович, его дочь Любовь Александровна, рядом с ней муж Иванов Игорь Петровичем, и их внучка. Ивановы преподавали в Ленинградских вузах, являлись профессорами.
1974 год, Старый Петергоф.
У Евпраксии кое-что из драгоценностей от прежних времён оставалось: это серьги, золотые кольца, но их хватило ненадолго. Пришлось обменивать на картошку старинные платья из сундука. К весне и платья закончились. Как только снег растаял, Сергей посадил в парник укроп, петрушку и огурцы. Под стеклом в парнике зелень быстро начала расти и Павля, не спросив у Серёжи, всё съела, не удержалась.
От Александра Семёновича Верещагина, в мае, пришло письмо, в котором он сообщил, что его с семьёй поселили в посёлке на южном Урале. В дальнейшем, когда немцев выгнали из Старого Петергофа, они вернулись туда, где жили до войны.
Глава 21. Доброволец.
Пока Ленинградцы жили в Данилове, к Сержпинским пришли Маруся и Володя Смирновы. Они плакали и просили тётю Соню принять их обратно в семью. Мачеха им не давала хлеба, хотя паёк на них получала. Несколько дней они жили у Сержпинских, и Соня ходила на станцию Пантелеево разбираться в этой ситуации.
Жена Петра Петровича Настя объяснила Соне, что она брала у всех членов семьи часть хлеба для кормления коровы. Молоко все пили в неограниченном количестве. Ей казалось, что она поступает справедливо, но Маруся и Володя полдня учились в Даниловской школе, и им нечего было взять с собой в школу поесть. Раньше они брали хлеб, а теперь Настя им ничего не оставляла. Пётр занимал в этом споре молчаливую позицию. Ничего не добившись от Насти, Соня вернулась домой.