"Какой-то колдун царю помог", - рассказывал Фил, напарник, с которым он ходил по стене. Такой же солдат, как и сам Касьян, хотя ему и повезло гораздо больше. - "Не бывает таких неба и ветра". Действительно, никогда раньше деревенщина, каким он был, не видел, чтобы облака не двигались и кругом стояли на небе, хотя и дул сильнейший ветер.
Фил был убеждён, что маг хотел помочь сдержать болезнь внутри городских стен. Морозом и ветром он не дал ей перекинуться на всё царство. Касьян считал иначе: такой лютый холод был частью проклятья. "Пятака бы сюда", - мечтал он, а Фил поддакивал. Только на стене вдали от остальных они могли говорить то, что думали.
Их было примерно поровну - добровольцев и тех, кому царь приказал остаться. Сначала они прошли через войну с рыцарями, чудом пережили Рогатых Жнецов - а теперь обязаны были умереть здесь на стене, бесславно и бессмысленно. "За что мне это?", - вопрошал Касьян и не получал ответа. А потом перестал. Жизнь несправедлива - вот и всё, что нужно было ему знать.
Добровольцы специально пускали их на убой и слали в город на "проверки". А потом не пускали больных назад. Когда невольники попытались сбежать, кто-то выдал их планы Пятаку. Тихой ночью он с друзьями вырезал мятеж с корнем. Касьяну и Филу повезло - тогда они как и сегодня дежурили на стене.
Впрочем, солдат смирился со своей участью. Ему стоило сделать это давным-давно, когда его забрали к царю в армию, но только сейчас устав от хождения на грани он познал суть. Касьян даже и не думал, что ему станет так легко. Всегда он думал, что нужно цепляться за жизнь, а оказалось, что в этом не было никакого смысла. Солдату даже не нужно было выжить в бою - главное забрать с собой хоть кого-то с другой стороны. Так ему объяснил всё треклятый Пятак.
Фил тихо указал пальцем в город. И действительно, там стояла девушка.
- Стой! - Гавкнул он от холода. - Убью!
Ей было всё равно. Очень давно потеряла смысл даже самая последняя мелочь, за которую цеплялся разум в этом городе. Касьян прекрасно понимал чувства этой девушки, когда доставал меч. И убил её без промедления, если бы не звякнула в голове непривычная мысль.
"Убить врага, а не выжить", - напомнил он себе. Кто же был его враг, как не царь с его проклятым царством?
После неё на земле остался лежать какой-то свёрток. "Это и было её последней каплей?.."
- Пустим её. - Сказал он. А меч не убрал - Фил мог достать свой.
Огромным усилием тот стиснул зубы, чтоб не стучали. В глазах его читалось огромнейшее удивление. Копьё, которым убивали сбежавших больных занимало его руки. Губы его окрасились алым гораздо быстрее, чем успели прокричать о подмоге.
Касьян когда-то жил там, куда войной пошёл царь. Деревенька сидела всего в дне пути от Разлома. До войны рыцари считали её своей, но отправляли людей служить в государеву армию - и потому, когда восстали эта деревня сгорела дотла. "Врагов" не жалели, не сочувствовали и их семьям и близким.
Девушка тихо прошептала слова благодарности и прошла мимо. Касьян посмотрел ей вслед, а затем пошёл попытать своё счастье в отрезании ушей. Пятак слишком долго пытался его убить и давно настал его черед. Когда невольники не захотели убивать своих близких, их стали посылать в бой первым. Их не жалели, не берегли и хотели избавиться от них как можно скорее. Касьян был личным врагом царю - так зачем же продолжать служить ему верой и правдой?
Пятак, конечно же, убил его. Слишком силён был боров. Но Касьян и умирая ухмылялся. В руке сжимал он чужое ухо, а кровью своей испортил врагам их пир.
-- Красов
"Начинаю дневник потому, что нашёл колодец. Он такой глубокий, что в нём видно свет с другой стороны".
Шиниж не ожидал, что первой записью в книге будет это. Никогда бы он не подумал и то, что второй может быть рассказ о том, насколько Вотята не любил своих учеников-подмастерий, и как - обожал царя. Из каждого слова о нём сочилось восхищение.
Кроме этой странной и несколько дикой особенности, дневник был испещрён закрывавшими друг друга до нечитаемости заметками, а также непонятными знаками то тут, то там на полях. Чаще всего, впрочем, встречались неровные линии, записанные то от скуки, то в спешке.
Параллельные друг другу засечки разной длины тянулись по бумаге. Порой они складывались в линию, порой, особенно на зарисовках каких-то необычных вещей складывались в новое изображение, придававшее старому, на котором было начертано новый смысл. Будь у Шинижа больше времени, он бы расшифровал этот тайный язык, но пока предпочёл быстро пробежаться по страницам.