Царь выкорчует сорняки. Всех Красичей, всех зазнавшихся от своих роскоши и вседозволенности благородных червей. А если не Бладимер это сделает, то сам Настас. Когда он смотрел на своих - или текущего царя - жертв, то прекрасно понимал, насколько просто будет их всех уничтожить. "Это легко, только нужно подойти к делу с умом". И Настас ни секунды не сомневался, что у него получится.
***
Настас прогуливался по дворцу, наслаждаясь прохладой и свежим воздухом, а Тефан зачем-то увязался следом. Солнца уже заходили за горы, и Вершина всё сильнее и сильнее сверкала отражённым светом небесных огней. За окнами возвышались горы похожего в темноте на снег пепла - их сюда сгребли погоняемые чиновниками горожане. Кто-то должен был отстраивать дворец, и эта честь выпала им. Царь скоро возвращался домой, и его чиновникам - особенно тем, которые были в ответе за сожжение ведьмы - очень хотелось обрадовать Бладимера хоть чем-нибудь. Потому в безумной спешке горожан гнали наводить строительные леса, даже если не успели разобрать завалы пепла, сломанных балок и груды камня.
Испачканные в саже люди то и дело подсматривали в окна. Чиновники кричали этого не делать, грозились выпороть за дерзость, а Настас встречал гуляющие по нему, Тефану и галереям восхищённые взгляды и смеялся над бесплотными попытками начальников держать в узде своих невольных работников. Княжич слышал, что протолкнувшие родню на эти посты богатые бояре спонсировали отстройку дворца назад. Однако, глядя на то, как она происходила Настас сомневался, что деньги шли по прямому предназначению. Чиновники, должно быть, просто сказочно разбогатели на пожаре - тянули богатства и из казны, и из кармана боярских родов. "Вот уж воистину горбатого только могила исправит", - усмехался про себя Красич, - "Пока царь их на столбах не развесит, так и будут воровать".
- Темноты не боишься? - Спросил Настас у непонятно зачем шедшего за ним Тефана. Ему бы очень не хотелось отрываться от созерцания укрытого ночью дворца ради того, чтобы провожать до опочивален родственничка.
Тефан замотал головой. Ещё был только вечер. Когда же они прошли через пару длинных залов, предназначение которых Настас определил как временные склады спасённых от пожара сокровищ, стало гораздо темнее. Вот тогда-то Тефан стал ныть, как Настас и боялся.
- Зачем ты вообще за мной пошёл? - Не понимал он. - Нельзя было сразу уйти?
Как назло на пути не встречалось ни слуг, ни гостей. Пустые коридоры и медленно наступающая ночь. В углах собиралась такая густая темнота, что порой казалось, будто там кто-то шевелится.
- Это у меня с детства. - Оправдывался княжич. Непонятно, каким образом это признание должно было помочь - если он боялся темноты с пелёнок, то и обязан был знать, к чему приведут его поздние прогулки. - Мама читала мне писания жрецов вместо сказок, и образ тёмных существ слишком сильно запал в душу.
Густая, густая тень. Настас не помнил этой сказки - потому что читал её слишком давно. Тефан стучал зубами, но исполнил просьбу рассказать, что в ней было - он знал это писание наизусть. Там, куда не светят солнца, как говорят жрецы, есть непознанное. Их не разглядеть, не услышать, можно набраться храбрости и пошарить рукой по пустому месту и убедить себя на какое-то время, что всё в порядке, но страх вернётся рано или поздно. Потому, что там, в темноте, кто-то есть. Несуществующий, но жутко желающий быть.
- Мама всегда хотела, чтобы я рано ложился спать. Рассказывала раз за разом эту сказку и говорила, что прямо под кроватью есть они. - Признал Тефан. - Я не мог спать.
- Там никого нет. - Вздыхал Настас.
И Тефан соглашался. Но всё равно не мог ничего с собой поделать.
- Они появятся, понимаешь? Этот страх, что вот-вот кто-нибудь ухватит за плечо. Никого нет, верно. А ты ждёшь, что появятся, готовишься к этому и никак не можешь избавиться от переживаний, что за углом поджидает чудовище.
- Разум играет с тобой шутки. - Советовал Настас как справиться со страхом. - Иди вперёд и убедись, что в темноте ничего нет. Сделаешь это достаточное число раз и - Вуаля! - приучишь разум это знать.
Тефан мотал головой.
- Маменька пыталась посадить меня в шкаф когда я чуть подрос, и бояться темноты уже было поздновато. - Улыбался он странной улыбкой. - Не вышло. Ты всегда перебираешь в уме всё то, что может в темноте тебя ожидать. И чем дольше я сидел в шкафу, тем быстрее разум приучался представлять новых и новых чудовищ. В конце концов мне стало страшно даже задумываться о тьме, словно кусочек её был всегда со мной. Я уверен, что в темноте ничего нет - ведь по часу я стою перед шкафом и убеждаю себя в этом - но всё равно есть мыслишка, что я не могу знать всего, и что-нибудь обязательно появится. Страх перестал сковывать, он просто стал мукой. Когда наступает ночь, я знаю, что всё переживу, но успею придумать и увидеть всякое.