– Ладно, – он вновь повернулся к Дормидонту. – Дом мне хоть арендовал?
Тот снова смущённо потупился.
– То есть нет?! – изумился Данька. До сего дня парень очень точно и аккуратно исполнял все его поручения и уж настолько накосячить точно был не способен.
– Да я арендовал! – с тоской воскликнул Дормидонт. – Самый лучший в городе! Но господин полковник… – и он в сердцах махнул головой.
Бывший майор с удивлением покачал головой.
– Да он что – бессмертным себя считает?
– Так это… – робко подал голос Прошка. Даниил перевёл на него взгляд и тот поспешно продолжил:
– Денщик у него – Якуб, дюже горькую любит… И мы с ним – того, – он смущённо потупился, – сошлися, значить… Так что он мне хвастался, что его господина в начальники над батальоном сам великий князь протолкнул. Но не наш… ой, то есть не его сиятельство Николай Павлович, а совсем даже наоборот! То есть Константин Павлович.
– Во-от оно ка-ак, – протянул бывший майор и задумался. Да, подобная протекция объясняла всю борзоту, демонстрируемую этим непонятным полковником.
– А сам он откуда? Из какого рода?
И Прошка торопливо заговорил, вываливая всё, что успел узнать за время пьянок с денщиком «начальника над Его Императорского Величества лейб-гвардии Железнодорожным батальоном». И чем дольше бывший майор его слушал, тем больше приходил в оторопь…
Короче, после того разговора с Николаем, когда он в сердцах порекомендовал ему отправить комиссию в Дерптский и Виленский университеты, тот подумал-подумал, да и сделал это. Сам ли, либо на кого-то надавил в Синоде и министерстве – но сделал. И если в Дерпте ничего особо крамольного обнаружить не удалось, то вот в Вильно… там крамола цвела и пахла. Даже воняла. Виленский университет оказался весь опутан сетью тайных обществ, ставящих своей целью возрождение Речи Посполитой путем восстания против Российской империи – «филоматы», «филареты», «лучезарные» вели активную пропаганду среди студентов, а многие преподаватели их горячо поддерживали. Причём, несмотря на все страстные и горячие речи о свободе, «прекрасная Отчизна» предусматривалась к восстановлению в её классическом виде. То есть всё с тем же закрепощением «подлого сословия» в самом классическом «польском» варианте, который был куда как жёстче и тяжелей российского. То есть со всеми откровенными средневековыми европейскими заморочками вроде «права первой ночи» и «конной травли зверей и крестьян».
Разразился крупный скандал. В университет была послана куда более представительная комиссия… но тут в Питер примчался почти полновластный «наместник Польши» и старший брат Николая – великий князь Константин, который закатил целую истерику насчёт того, что в его любимой Польше кто-то что-то делает, не ставя его в известность… Конечно, ни денщик полковника Несвижского, ни уж тем более сам Прошка не могли точно рассказать, что там творилось «в верхах», но судя по тому, что рассказал личный слуга Даниила, братья «закусились», и Константин решил во что бы то ни стало «поставить младшенького на место». Причём одним из инструментов этого он избрал наглое вмешательство в формирование вновь образованной лейб-гвардейской части… Отменить указ императора о её образовании Константин не смог, но в сам процесс формирования грубо встрял, вследствие чего сумел протолкнуть на должность «начальника над батальоном» своего ставленника. Не из ближнего круга, конечно, – командовать какими-то «железнодорожными строителями», несмотря на их гвардейский статус, никому из близких прихлебателей великого князя не захотелось (особенно учитывая, куда этот батальон должен отправиться)… но всё равно достаточно близкого себе. Судя по тому, что Прошке рассказал этот самый Якуб, Несвижский был из мелкой литовской шляхты, и единственным его достоинством была собачья преданность Константину, коей он, кстати, сильно гордился. Денщик рассказывал, что полковник, напившись, частенько провозглашал, что он, мол, за его высочество, любому глотку перегрызёт! И гордо заявлял, что считает за честь быть «верным псом великого князя Константина»!