В кают-компании Гвардейского флотского экипажа было достаточно уютно. И Данька с удовольствием отметил, что освещённость в ней обеспечивают керосиновые лампы его завода. Их на данный момент выпускалось четыре варианта – от самой дешёвой «бабушкиной трёхлинейки» и до двенадцатилинейной «летучей мыши», в точности повторяющей те, которые обеспечивали аварийное освещение на складах бывшего майора. Но самыми продаваемыми были два, так сказать, средних варианта – универсальный, который можно было использовать и как настольный, и как подвесной, и, так сказать, рамный. То есть чисто горелка с резервуаром, которую можно было облечь в любую внешнюю «одежку» – фарфор, малахит, резное дерево, серебряный или даже золотой корпус. Их закупали и артели, и ювелиры, и архитекторы.
Переход на обсуждение технических вопросов произошёл после того, как Даниил, во многом неожиданно для себя, выдвинул оригинальную концепцию, которая буквально взорвала мозг наиболее интеллектуальной части собравшихся. А таковых среди моряков было куда больше, чем между армейцев.
– То есть вы утверждаете, – задумчиво произнёс Торсон, – что возможности развития и достижения достатка обществом зависят исключительно от уровня достигнутых технологий, а не от социальной организации общества?
– Ну не так категорично, конечно, – покачал головой слегка разгорячённый Даниил, – но я считаю, что уровень развития технологий непременно важен. Сами посудите, что во времена, скажем, Василия III, что во времена Алексея Михайловича социальное устройство общества было практически одинаковым – и там, и там вполне себе обычное средневековое Московское царство, но во время Алексея Михайловича крестьянство переселилось из полуземлянок в избы, в стране появились мануфактуры, была открыта Славяно-греко-латинская академия, страна перестала закупать железо, а начала им вовсю торговать, причём не только им, а изделиями из него – пушками, ядрами, даже англичане у нас их с удовольствием покупали, появились первые солдатские полки нового строя… Разве это не развитие?
– Ну, если быть точным – Славяно-греко-латинская была открыта чуть позже, – вступил в разговор Бестужев. – Но я понял вашу мысль. Почему бы не двигать технологии, не трогая социальное.
– Ну не то чтобы совсем не трогая – это просто не получится! Но я считаю, что будет куда лучше, если технологическое будет тянуть за собой социальное, а не наоборот… как нас убеждают многие наши соратники. При таком подходе гораздо меньше рисков, что socium пойдёт вразнос и рухнет в пучину бунтов и войны всех со всеми, похоронив при этом многолетние результаты технологического развития. Так что получившееся по итогам социального эксперимента общество, возможно, и будет лучше того, что сломали, но после огромных потерь, случившихся во времена потрясений, оно сначала будет десятки лет восстанавливаться, а потом, опять с кровью и потерями, догонять ушедший далеко вперёд цивилизованный мир. А что-то, возможно, будет утрачено вообще навсегда, – тут Данька сделал паузу, после чего осторожно продолжил: – Я тут недавно переписывался с мсье Тенаром – мы с ним знакомы с того времени, когда мы с великими князьями были в Париже: он тогда прочитал им пару лекций по химии… так вот, профессор вскользь упомянул, что общался с каким-то учёным-антропологом и тот сообщил, что за время наполеоновских войн французская нация понесла невосполнимые утраты. Средний рост новобранцев сильно упал, многие деревни брошены, заметное количество эксплуатировавшихся многие десятилетия и даже столетия небольших шахт и рудников, дававших возможность для выживания сёлам и небольшим городкам, – до сих пор так и стоят заброшенными, что же касается детей – довольно большое их количество, особенно в восточных и северных регионах, несут на себе антропологические признаки совершенно не характерные для французской нации. И он сильно опасается того, что если страна в ближайшие пару десятков лет снова ввяжется в нечто подобное революции – французы, как народ, вполне могут исчезнуть… Разве это можно считать достойным итогом социального эксперимента, поставленного во Франции в конце восемнадцатого века? – Бывший майор замолчал. Его слушатели так же молчали, похоже ошарашенные его словами… На самом деле ничего подобного ему Тенар не писал, хотя в переписке с ним Данька состоял. Не слишком активной, тот же Карл общался с французом куда более часто и развёрнуто… но Карл изначально вступил в переписку с Тенаром именно через Даньку. Так что и письмами они время от времени обмениваться продолжали. Что же касается того, что он сейчас озвучил, то его выступление базировалось на информации, которую он в будущем выудил из интернета. Не специально, нет – антропология французов после наполеоновских войн была ему не слишком интересна, но интернет же регулярно подкидывает ссылки, а контекстная реклама – такая контекстная… Вот ему регулярно интернет и подсовывал то статьи о законах царя Хаммурапи, то про раскопки Трои Шлиманом, то про обнаружение могилы Тутанхамона лордом Карнарвоном. Вот и статейка по антропологии французов после наполеоновских войн была из этой же оперы. А здесь уже припомнилась.