«Ижора» ещё швартовалась, когда к причалу подкатила лёгкая коляска, из которой эдак торжественно вышли трое мужчин и одна женщина. Ни лиц, ни фигур в темноте уже было практически не различить, так что Даниил, только выбравшийся из подпалубного пространства, поскольку едва ли не половину перехода и всё время швартовки провёл около машины, чутко прислушиваясь к тому, как она работает и нет ли каких-нибудь посторонних звуков, свидетельствующих о неприятностях, решил не подниматься на капитанский мостик. Кто бы ни приехал, пусть Корязьев сам отдувается. Тем более что за время перехода Данька успел изрядно изгваздаться – увы, машинное отделение не то место, где можно надеяться сохранить чистоту лица, рук и одежды… Так что он просто проводил взглядом эту «делегацию» и, утерев лицо уже изрядно повлажневшей тряпкой, облокотился на планширь и задумался.
Всё лето его мучила моральная дилемма. С одной стороны, он был воспитан на крайне позитивном восприятии декабристов, которые, типа, пошли на каторгу «за нашу и вашу свободу». Нет, после того как он познакомился с ними лично и пообщался с отдельными представителями этих «радетелей», это восприятие несколько поутихло, но полностью не ушло. Всё ж таки не все там были кровожадными придурками, прекраснодушных мечтателей было гораздо больше. Да и вообще, если бы не опыт девяностых, вполне возможно, бывший майор воспринимал бы этих людей с гораздо большим восторгом. Но этот опыт был. Поэтому о восторге речи уже не шло, но какой-то пиетет всё ещё оставался.
С другой стороны – Николай был его покровителем и как бы другом. Со множеством ограничений, но всё-таки… И молчать о том, что должно случиться в декабре, в этом случае было как бы подло. А ну как он на самом деле каким-то образом всё изменил настолько, что декабристы смогут победить? И при этом ещё и убьют Николая. Был же там среди них какой-то хрен, который должен был грохнуть новоиспечённого царя. Ни фамилии, ни полковой принадлежности оного бывший майор напрочь не помнил, так же как и того, почему у него в прошлый раз не получилось – только сам факт. Так вот – а ну как на этот раз тому всё удастся? И как ему, Даниилу, в этом случае быть? Сдавать будущих «светочей» Николаю или промолчать и понадеяться на авось? И как в таком случае отреагирует сам Николай, когда в процессе расследования выяснится, что Даниил посещал их сходки? Чем это обернётся для самого Даньки?
А кроме того, вертелось у него некоторое ощущение неправильности, вынесенное из разговоров с представителями той самой группы людей, которая его изначально заинтересовала. Ну ещё до того, как откололся от основной компании и прибился к морякам. Уж очень настойчиво они продвигали мысль о непременной необходимости вооружённого восстания. Прямо-таки закусив удила и яростно бросаясь даже на намёки предположений о том, что какие-то вопросы можно решить и без оного… И это навевало на некие нехорошие мысли, типа той, что вот как раз этой группе «радетелей за нашу и вашу свободу» для чего-то нужно вооружённое восстание само по себе. Причём покровавей… Типа чего мы там добьёмся и под какими лозунгами – плевать, главное «качнуть режим». И подобный подход ему категорически не нравился.
Сентябрь принёс ему некоторое облегчение. Похоже, его действия что-то поменяли в этом мире и, вполне возможно, никакого восстания декабристов здесь не случится. Потому что Александр I в сентябре, практически сразу после бала в Мишкином дворце, убыл на юг. А, насколько помнил бывший майор, по официальным данным он умер от простуды. И это был один из редких фактов о восстании декабристов, которые он помнил… И облегчение он испытал потому, что понятно же – подхватить оную в Питере было куда легче, чем на берегу Чёрного моря. Так что бывший майор понадеялся, что на этот раз с императором всё будет в порядке. Как минимум в нынешнем, тысяча восемьсот двадцать пятом году… Ну не помнил он деталей его смерти и перипетий периода «междуцарствования», поэтому даже не подозревал, что всё идёт как предначертано.
– Я даже не сомневалась, что вы непременно будете здесь, господин Николаев-Уэлсли.
Данька едва не подпрыгнул, но сумел сдержаться и разогнулся, с достоинством разворачиваясь.
– Добрый… вечер, то есть уже почти ночь. В отличие от вас, Аврора, я вас здесь увидеть никак не ожидал. Насколько я знаю – вы должны находиться в Петербурге.
– Да, вы правы, но у меня заболела mammy, и я третьего дня выехала в Выборг… – тут запнулась и вгляделась в его лицо. – Боже мой, в чём это вы? – и, сделав шаг вперёд, она выхватила откуда-то платок и начала осторожными движениями оттирать его щёку и лоб. Данька замер, потом усмехнулся и произнёс: