— Мама не хочет меня видеть.
Папа помолчал и добавил:
— Тебе не кажется, что ты что-то сделала не так?
— Извини меня, папа, — ответила я, понурив голову.
— Хорошо, ну а теперь ты прости, что я тебя испугал.
— А ты будешь платить мне штраф?
— Только не заставляй меня залезать под кровать и ползать между стульями, хорошо? Я уже одет для бала.
Я протянула руку:
— Поцелуй! Нет, не так, — возразила я, когда он церемонно взял ее в свои. — Я Екатерина Великая. На колени!
Отец встал на колено и почтительно поцеловал мою руку. Затем, не меняя позы, он обнял меня за талию:
— Что еще желает моя императрица?
Моего великодушия не хватило, чтобы прекратить пытки. Положив руки отцу на голову царственным жестом, я приказала:
— Уложи меня в постель и расскажи сказку.
Какую же сказку хотелось мне услышать в тот вечер? Про царя Салтана? Про Бабу Ягу? Про Снежную Королеву?
— Ты сам знаешь какую, — воскликнула я.
— Конечно же, про Русалочку! — откликнулся отец.
Много ночей провела я, представляя, что мои ноги больны и я — маленькая немая русалочка, которая любит равнодушного принца.
— Папа, — спросила я, когда его мягкий голос затих, — кого ты любишь больше всего на свете?
— Тебя, — он поцеловал меня в щеку, — и твою маму, — он поцеловал меня в другую.
— Но кого же ты любишь больше? — настаивала.
— Тебя и твою маму, — и он опять поцеловал меня, пощекотав своей шелковистой бородой. — Каждую по-разному, но обеих одинаково сильно.
— Папа, а я больше всех на свете люблю тебя!
Отец посмотрел на меня долгим, задумчивым взглядом: «Как ты относишься к тому, чтобы мама пришла сейчас и поцеловала тебя на ночь?»
— Она не захочет!
— Посмотрим. — И папа послал за княгиней Хеленой. Любимая мамина горничная-полька ответила, что ее светлость готова и ждет его светлость внизу, возле дверей.
— Передайте ее светлости, что я жду ее здесь.
Пока горничная выполняла его просьбу, отец сидел, выбивая дробь пальцами, усыпанными великолепными кольцами.
«Придет ли мама? Будет ли она сердиться на отца?» — думала я, испытывая одновременно смятение и восторг.
Мама пришла.
Я приподнялась в немом изумлении. Она была одета в придворное платье из белой парчи с застежкой из драгоценных камней. С плеч ниспадала алая бархатная мантия, отороченная соболями. Бриллиантовое ожерелье с рубином украшало ее тонкую шею. Нити жемчуга доходили ей до колен. Голову венчал алый бархатный кокошник, расшитый жемчугом, и длинная, до пят вуаль, усыпанная драгоценными камнями. Голубая лента польского ордена Белого Орла пересекала ее грудь. Она казалась сказочной, но холодной Снежной королевой, царицей ночи.
— Должна ли я подчиняться вам, словно служанка, ваша светлость? — требовательно спросила она. Отец поднялся. Если мама была Снежной королевой, то он был Ледяным королем.
— Неужели это так много — просить, чтобы мать поцеловала перед сном свою единственную дочь?
Широко раскрыв глаза, я ждала, чья сила воли одержит верх в этом поединке. Мама сдалась первой.
— Не возражай мне сегодня, Пьер, — сказала она с певучей польской интонацией. — Мне трудно подниматься по ступенькам. Эта мантия такая тяжелая.
— Трудно? — отец пристально посмотрел на нее. — Тебе нехорошо?
— Я не… больна. — Выражение ее лица преобразилось, став мягким и многозначительным, таким, каким оно было тогда, во время поцелуя. Грациозным движением она протянула отцу руку.
— Елена, дорогая, это правда? Ты уверена?
— Абсолютно. Я хотела сказать тебе об этом еще днем, но Таня мне помешала.
— Дорогая, поверь, я так рад.
И он покрыл ее руки поцелуями.
— Прости меня. Может быть, нам лучше остаться дома?
— Нет. Мы должны ехать. Но после сегодняшнего вечера, — мама подошла к моей кровати, — я буду больше времени проводить дома, с нашей дочерью.
Мамин голос звучал так нежно, что я поразилась, как я могла хоть на мгновение подумать, что она не любит меня. Отец предупредил мой вопрос:
— Видишь, Таничка, мама так любит тебя, что собирается преподнести тебе самый замечательный из всех подарков: маленькую сестричку или братика, и ты уже не будешь одинока.
Я не чувствовала себя одинокой: ведь у меня был папа. И не была уверена, что хочу такой подарок. Впрочем, если она представляла себе все так…
— Я получу подарок ко дню рождения?
— Не так скоро. Летом. Спокойной ночи, родная, — и мама наклонилась ко мне.
Неужели она собиралась поцеловать меня? Я закрыла глаза в счастливом предвкушении. Мамина щека, такая нежная, что я даже не могла себе представить, коснулась моей щеки. В полном блаженстве я не открывала глаза до тех пор, пока шуршание маминого парчового платья и жемчужных нитей не затихло. А когда открыла глаза, то увидела, что она, обняв отца, как будто в полонезе, уже выходит из комнаты. И не было в выдуманном мною мире более блистательных и величественных сказочных принца и принцессы, чем мои родители.