Артиго, как выяснилось, плохо понимал не только концепцию игрушки, но и вообще любого развлечения, то есть занятия, которое приносит лишь удовольствие и больше ничего. Все, что он делал в отчем доме, неизменно преследовало какую-нибудь практическую цель. Научиться читать – чтобы ребенок как можно раньше приобщался к назидательным история и хроникам, мог разбирать семейные летописи, счета, вассальные списки и так далее. Верховая езда – потому что аристократу должно путешествовать лишь верхом, а кто скверно управляется с лошадью, тот служит мишенью для насмешек. Рисование – чтобы ловко и разборчиво изображать родовые связи, набрасывать макеты гербов. Этикет «Пяти тысяч правил»... Язык… И прочая, и прочая. Только в области спорта у мальчишки зиял огромный пробел, судя по всему, после тяжелой болезни, перенесенной в раннем детстве, консилиум врачей поставил крест на любой физкультуре, как чрезмерно опасном испытании для слабого тела.
Ребенок, чинно пьющий из мятой кружки отвар, держа сосуд, будто хрустальный фужер, не был ни идиотом, ни дурачком. Его голова оказалась забита таким числом навыков и сведений, какие лекарка не получила бы за всю жизнь. И абсолютное большинство этих знаний было заточено под очень узкую специализацию дворянина высшего класса, оказавшись полностью бесполезными в обычной жизни. Прежде Елена думала: Артиго не знает, как себя вести. В действительности все оказалось гораздо хуже: юный император не знал, как теперь жить.
После этого Елена уже не удивлялась, выяснив, что Артиго никогда в жизни не обнимали и не целовали родители. Более того, мать ребенок видел, как правило, дважды в день – на совместных приемах пищи (назвать это едой язык не поворачивался) и время от времени на праздниках. Отца еще реже, от силы два-три раза в неделю, как правило, в промежутке между охотами, а также другими соответствующими его положению занятиями. У ребенка, судя по всему, развился жуткий тактильный голод и, как следствие, панический страх любого прикосновения чужих людей. В общем, перед лекаркой действительно сидел настоящий инопланетянин.
- Твою ж мать, - искренне и по-русски сказала Елена.
Да, многие вещи стали более понятными, обрели разумное объяснение. И, господи помилуй, что же бывает, когда вот такое… существо, чья психика отформатирована наиболее уродливым образом, наконец, получает возможность удовлетворять свои желания, причем любые.
Девять лет… То есть время, когда закладывается основа психики и душевного здоровья, необратимо упущено. Ничего уже не исправить, разве что немного скорректировать. И тут Елена почувствовала укол жалости, однако не к мальчишке, а скорее к его отцу. Бедный, бедный Раньян. Столько жертв, столько опасностей, риска, и все, чтобы получить на руки такое вот…. Чудо педагогической инженерии, которые невозможно перевоспитать.
Елена вздохнула и, немного подумав, повторила про себя уже ритуальный вопрос «мне то все это зачем?!» и предложила:
- Давай сделаем мяч.
- Что?
- Давай завтра сделаем мяч, - повторила Елена. - Прямо с утра. Тряпичный. И попинаем его во дворе.
- У меня нет тряпок, - грустно заметил Артиго.
- Найдем.
- Мой верный защитник будет против, - еще более грустно сказал император.
- А мы ему не скажем, - подмигнула Елена.
- Но ведь он узнает, - очень здраво рассудил Артиго. – Он снова… - мальчишка запнулся, кажется, подыскивая относительно «демократические» слова. - Не проявит ко мне… к нам должное уважение.
- Это уж точно, - согласилась Елена. – Так что, будем делать мяч?
И тут она впервые за долгие недели заметила в глазах юного аристократа что-то похожее на живой огонек, почти как у нормального мальчишки, которого выкрикивают с улицы друзья, заманивая на «погонять».
* * *
- Ему можно помочь?
- Не отвлекайся, - строго приказал фехтмейстер в зеленоватом свете.
Сегодня тренировку начали как обычно, то есть с разминки и отжимания на досках. Досок имелось две, каждая была снабжена двумя щелями, а одна из граней сходилась «на клин», как лезвие. Нехитрый инструмент позволял жестко прорабатывать руки связкой из трех упражнений: стоять в «планке»; отжиматься всевозможными способами как с упоров и, наконец, отжиматься обеими руками с одной доски, имитируя двуручный хват меча со сменой положения кистей. При этом Пантин читал живописные лекции о правильной борьбе и захватах с примерами того, как сильные руки спасали бойцов, а слабые наоборот, губили мучительными способами. Елена каждый раз сомневалась в том, что методически верно ставить изматывающую «физуху» в начало тренировки, но спорить с Пантином было совершенно бесполезным занятием.