- Да ты охренел, чувырла, - без особой злости заметил Кадфаль, проходя мимо. - Чужое раздариваешь?
- В первом же городе наиграю и напою отдачу, - вполне уверенно пообещал Гаваль. - А там и что поприличнее прикуплю. Я про инструмент, - поспешил уточнить он.
- Смотри, - беззлобно и в то же время очень веско пообещал искупитель. - А то мы тебя самого продадим. На такого сладкого мальчика покупатели всегда найдутся.
Кадфаль пару секунд смотрел на потерявшего дар речи менестреля, затем фыркнул, не в силах больше удерживаться от смеха, гулко хлопнул Гаваля по плечу так, что казалось, еще немного и юношу вбило бы в землю.
- Да не боись! - искренне посмеялся кубический дубиноносец. - Я пошутил.
Он резко посерьезнел и доверительно пообещал, склонившись к уху менестреля:
- Но если не расплатишься, мы тебя все равно продадим.
И пошел к рубильщикам капусты, оставив Гаваля мучительно гадать, сколько в этой шутке было настоящей шутки.
- Веселые вы люди, - сказал горец, кривя губы в болезненной гримасе. Он сел на пенек, где прежде сидел Артиго, с негромким шипением вытянул ногу.
- Да, не жалуемся, - отозвалась Елена, деловито проверяя воду, чистые тряпки и котелок с кипятком для дезинфекции инструментов. Во «вьетнамском сундучке» еще оставался виноградный спирт, но медичка старалась не тратить дефицитные лекарства, помня, что их запас пополнить не удастся еще долго.
- Ремень, что ли, прикуси, - посоветовала Гамилла на правах добровольной ассистентки.
- Гы, - невнятно буркнул горец.
- Ну, дело твое, пожала плечами Елена, разматывая побуревшую от крови повязку.
Медичка была готова к нагноению и прочим эффектам, однако рана оказалась чистой, с умеренным воспалением и отеком. Все обстояло в точности согласно описанию раненого: засевший чуть выше колена наконечник на сломанном древке. Елена из чистой мстительности - вспомнив грубое «эй» - пошатала обломок, вызвав зубовный скрежет раненого.
- Ну что, приступим, - он достала вырезанную Пантином рогульку. Горец закатил глаза и побелел.
- А может, вина? - попросил он, мгновенно растеряв гонор и пафос. - Это… для храбрости и чтобы не больно. Чарочку побольше.
- Можно и вина, - согласилась Елена. - Только учти, от него у тебя жилы расширятся, кровотечение будет сильнее. Если что не так пойдет, можешь алым истечь.
Горец немного подумал и, когда Елена уж собралась попросить у местных вина, покачал головой.
- Режьте так. Перетерплю.
При свете неяркого солнца у него оказалось довольно молодое, но сильно побитое жизнью лицо. Елена предположила, что лет ему от двадцати пяти до тридцати, вряд ли старше. Нос очень характерный, мощный, с горбинкой, был перебит у переносицы, что делало его окончательно похожим на попугайский клюв. Левое ухо расплющено в блин давним ударом, никаких косичек, голова бритая, так, что видно несколько шрамов. Мужчина носил бороду по северному обычаю, примерно такую же отращивал Сантели - щеки выбриты, зато шея обросла. Черная поросль уже серебрилась нитями ранней седины. Одет он был тоже в сборную солянку по континентальной «моде», без кушака, а на животе, горизонтально, носил в деревянных ножнах большой, типично горский кинжал с рукоятью в виде буквы «Н».
- Как зовут? - спросила женщина, правя скальпель на самом мелкозернистом камне, смочив поверхность водой.
Она ждала снова чего-нибудь с «г» и «валями», а то и молчания, но горец хмуро ответил:
- Марьядек из Керазетов
- Ищешь удачи на равнинах? - Елена, в общем, не ждала ответ, скорее занимала время, пока готовилась. Она смыла мокрую каменную пыль с маленького клинка и полила рану тонкой струйкой из кувшина с теплой водой, вымывая сгустки крови.
- Я думала, все ваши в наемных отрядах служат, за доброе серебро. Сними ботинок, а то сейчас в него кровь натечет.
- Надоели горы, - с неожиданной прямотой заявил Марьядек. - Надоели бараны и дедовские алебарды. Надоели рода, тухумы и старейшины. Надоело, что еще имени своего не выучил, а жену тебе давно подобрали и уже выкуп ее семье должен. Надоело, что служить можно лишь в полку, а жалованья четверть доли получаешь, остальное тухуму засылают. Надоело, что где голова брата и свата лежит, там и твоя лечь должна, хотя на дне ты их видал, козлодеров. Так что я решил - хватит. Моя судьба в моих руках.