Она сделала многозначительную паузу, сделала жест сильной рукой, затянутой в кожаную перчатку без колец, так, словно охватывая мир.
— Ты прожила в Пайте достаточно долго. Чувствуешь насилие, которым переполнен город? Жажду смерти, стремление к убийству, которыми напоен сам воздух? Ты чувствуешь, как вся Ойкумена замерла, будто взведенный арбалет? Вселенная застыла в неустойчивом равновесии. Наступит день, и все это рухнет, обвалится, как домик из костей под ураганом. Тогда уже никто не защитит тебя. Я заберу все.
— Боюсь, ждать придется долго, — усмехнулась Елена, стараясь показать уверенность, которой не чувствовала, буквально ни капли.
— Однажды тебе будет некуда бежать. Однажды тебе окажется некого поставить между собой и мной. Однажды ты поймешь, насколько забавна сама лишь мысль о том, чтобы противостоять мне с оружием в руках. Тогда я не откажу себе в удовольствии напомнить тебе нашу беседу. И это случится весьма скоро.
— Если случится.
— У меня много времени, я могу позволить себе истратить толику его на милые пустяки вроде терпеливого ожидания.
Елена хотела срезать противника резким и едким словцом, но ее хватило лишь на короткое:
— Подавишься.
— Твоя очаровательная подружка на корабле сказала то же самое. Ты ведь помнишь, чем это закончилось?
У Елены исчерпался запас красноречия и юмора, она промолчала, бледнея от беспомощной ненависти.
— Сказки, легенды и притчи любят число три, — подумала вслух ведьма. — При абордаже мы встретились первый раз. В Мильвессе чудом разминулись, то есть сегодня вторая встреча. Осталась третья. Тебе уже страшно при мысли о ней? О неизбежности, что ждет впереди?
Елена снова промолчала.
— Ну, диалога двух мудрецов у нас не получилось, — констатировала ведьма. — Но было интересно поглядеть на тебя. Поговорить. В конце концов, потом у нас не будет времени на беседы. Все произойдет очень деловито и практично. И кроваво.
— Да, было интересно, — согласилась Елена. Посмотрела в багровые омуты чужих глаз и вновь пообещала. — Я убью тебя.
— Повторяешься. Кажется, экспромт не твоя сильная сторона. Пьесы у тебя получались куда лучше.
У Елены возникло холодящее, неприятное чувство, что заклятый враг жалит ее глаза, проникая в саму душу.
— Как хороший автор ты должна знать, — сказала дьявольская женщина. — В настоящей, увлекательной драме всегда кто-то должен умереть. Всегда. И эта драма еще не подошла к завершению.
— Возможно. Но сейчас ты бессильна. Так что убирайся.
— Как пожелаешь, — ведьма изобразила шутовской поклон, и Елену опять пробрал морозец, на сей раз от понимания, насколько это чудовище пластично. Каждое движение, любой жест был выверен с математической точностью, каждый шаг и поворот идеальны. Ведьма не просто владела искусством Шагов, она жила ими. Бойцовские навыки буквально пропитали ее сущность, как вода губку.
— Думаю, пожелание «будь здорова» здесь уместнее всего, — напутствовал злейший враг. -Надеюсь, с тобой ничего не случится до нашей следующей встречи. До завершающего акта, в котором каждый получает свое, а демоны и боги смеются над людскими надеждами.
— В хорошей пьесе конец бывает неожиданным, — ответила Елена. — Так что не желай, а то сбудется.
— Поглядим, — согласилась ведьма. — Поглядим. Бывай. Точнее, до встречи.
Она повернулась, сгорбилась и поплелась прочь, снова накинув тень безликости, незаметности, абсолютной серости, которая скрывала от постороннего внимания с эффективностью шапки-невидимки. Елена смотрела в удаляющуюся спину, не в силах поверить, что все действительно закончилось. Женщина осмотрела себя, в том числе заглядывая через плечо. Трясущимися пальцами ощупала одежду — может черная сволочь ткнула незаметно ядовитой иглой? Вроде бы нет…
Елена бессильно оперлась на перила, прикусила пальцы, сдерживая приступ истерического рыдания. Паника накатила и отошла, будто волна. Елена задышала в кулак, часто и мелко, восстанавливая хотя бы внешнее подобие спокойствия. На удивление получилось.
Домой, подумала она. Хочу домой. Прямо сейчас. Пусть короли и прочие лорды мутят свое, пусть Раньян, черти бы его забрали, крутит с доступными дворяночками. Это все не мое и не для меня. Я пойду домой, разбужу мою баронессу, и мы не дадим друг другу уснуть до утра. А завтра… завтра буду тщательно и со всех сторон думать, как дальше жить. С учетом вновь открывшихся обстоятельств.
Она бросила один — прощальный — взгляд на собрание, которые уже перешло в стадию хоть и куртуазной, но все же пьянки. Затем пошла искать выход, прикидывая, где и у кого можно забрать свой плащ.
Елена глянула сверху вниз на темную воду, что казалась жидким обсидианом. Ночной ветерок приятно холодил разгоряченное лицо, пытался растрепать короткую прическу, однако гребни были тяжелы, а невидимые пальцы ветра слабоваты.
Ну и день, подумала женщина, но тут же поправилась — ну и ночь. Факелы и фонари по-прежнему боролись с ночной тьмой, по левую руку шумел Пайт, сверкающий поздними огнями и весельем. По правую темнели береговая линия и лесопарк, где света и шума было куда меньше.
— Ты уже второй, кто сегодня крадется ко мне со спины, — откинула голову Елена, прислушиваясь к мягким шагам позади.
Фехтмейстер оперся на парапет с левой стороны, тоже кинул взгляд на волны, отражавшие свет.
— Поначалу я смотрела на реку людей, — задумчиво и философски подумала вслух Елена. — Теперь смотрю на реку воды… Вечное движение.
— Да, — согласился Пантин, но развивать тему не стал.
— Ты не смог или не захотел побывать там? — Елена махнула в ту сторону, где за лесом и пологом ночи скрывался королевский дворец.
— Не захотел. Там нет людей, встреча с которыми была бы для меня полезна или хотя бы уместна. А бесплодно глазеть на интриганов, предателей, распутников, убийц и прочих недостойных я брезгую. Но тебе, думаю, было интересно и полезно.
— Это да.
— Собралась возвращаться? Неужели празднество утомило столь быстро?
— Да, — Елена подумала и добавила. — Устала. Вроде бы и ходила всего ничего, даже не станцевала ни разу. А ноги как железные. Слишком уж много событий и мутных разговоров со смыслом, однако пустого трепа, в сущности. Перейду мост, возьму там носилки, они вроде всегда трутся у ворот. Или составишь мне компанию?
Пантин долго и странно глядел на Елену, будто никак не мог на что-то решиться. Затем сказал, будто нехотя, словно изначально хотел высказать что-то совсем иное:
— Составлю. Пайт, конечно, гуляет, но пересекать его ночью, в богатом платье и без оружия. Даже в носилках… это было бы непредусмотрительно. К слову, платье очень хорошее.
— Спасибо, — улыбнулась Елена, устало и с ноткой грусти. — Увы, не вышло ни пофлиртовать, ни потанцевать, ни покрасоваться. Деньги впустую.
Пантин не усмехнулся, не рассмеялся, а буквально заржал, искренне, от всей души, закидывая голову.
— Девочка, насчет этого можешь не беспокоиться, — заверил он, оторжавшись и весело глядя на удивленную собеседницу. — Считай, сегодня ты породила моду для мещан с деньгами. Завтра все женщины Пайта будут пересказывать и описывать друг другу фасон твоей одежды. Искать, где было пошито, и есть ли там еще. Потому что удобно, красиво и позволяет ярко подать себя в обход ограничений на роскошь для низких сословий.
— Да? — переспросила Елена и глубоко задумалась.
С четверть часа они просто молчали, глядя на темный поток. Женщина притопнула, проверяя, как чувствуют себя новые сапожки. Обувь держалась отлично.
— Все вышло, как ты и предсказывал, — в конце концов нарушила молчание Елена. — Только не два человека. Три.
— Да, я уже знаю.
— Ты и в самом деле прикрывал меня от нее? — спросила Елена.
— Не только я, не столько прикрывал и в сущности даже не тебя, — ответил мастер. — Но, так скажем, принял некоторое участие. К слову, ты спрашивала меня о скуке.