Елена думала, что сейчас взорвется. Вспышкой гнева, злым словом, руганью, может быть даже актом членовредительства. Но… В голове будто щелкнул какой-то предохранитель, он не стравил напряжение и злобу, а перевел их в иное состояние, превратил из энергии гневного разрушения в силу действия, рассудочного и непреклонного.
Чинуша искоса, как бы не замечая, наблюдал, как в пальцах странной и склочной бабы замерцало уже не тусклое серебро, а куда более яркий кругляшок желтого цвета. Судебные люди отлично разбираются в деньгах, и опыт подсказывал мздоимцу, что это настоящий мерк, причем «хороший», на треть дороже обычного. Не обрезанный напильником по бокам, чтобы собрать золотую пыль, не истертый долгим хождением. Эквивалент полукилограмма серебра.
Чинуша сохранил постное, невыразительное лицо, однако сглотнул, выдавая алчное вожделение злата. Теперь Елена перебирала в пальцах уже две монеты, с дивной ловкостью, какую дали ей многомесячные упражнения с ложечкой и другими мелкими предметами.
— Два золотых, — тихо сказала она. — Два вопроса.
— К-какие? — еще тише, пыльным эхом отозвался судебный человек, у которого забегали пуговки глаз.
— Первое. Кто уплатил штраф. И не врать, я пойму.
На лице чинуши отразилось невыносимое страдание, в горле клекотала слюна, будто он захлебывался словами, однако все же выдавил, спотыкаясь на каждом слоге.
— Н-не м-могу сказ-зать… Шт-траф через п-поручен-ние. Без им-мен.
— Анонимная расписка денежного дома? — тихо уточнила Елена.
— Д-да. Обналичена сразу, — обреченно выдавил пристав. — Рассмотрение было открытым. Присутствие слушателей дозволено. Некий благочестивый гражданин так впечатлился неправдой двоебожника… он не смог перенести, что достойные люди, вступившиеся за веру… эй, сударыня!..
— Все в порядке, — Елена с большим трудом согнала с лица выражение, не на шутку перепугав допрашиваемого.
— Это же не я придумал, это так сказано было, — обиделся тот, но продолжил. — Вот, он не смог перенести, что… означенные господа будут претерпевать за торопливое и преступное, но праведное деяние.
— Имя благодетеля не называлось, — уточнила женщина.
— Этого не требуется. Для закона не имеет значения, где должник изыскал средства. Если он их не украл, разумеется. Анонимные погашения бывают. Не часто, но бывают.
— Ясно, — поощрительно улыбнулась Елена. — Одну монету заработал.
Судебный человек едва ли не извивался ужом, демонстрируя готовность удовлетворить в любой форме любопытство просителя. Вся чопорность и пафос куда-то исчезли, растворились в отраженном свете желтого металла. Пожалуй, никогда еще женщина не видела так наглядно и эффективно могущество денег в действии.
— Второе, — Елена подумала пару секунд. — Кто? Имена и где их найти.
— Где найти, то неведомо, — тут же отозвался чинуша. — А вот имена в лучшем виде, сейчас. Изволите запомнить или вам записать? Хорошую бумагу возьму, хорошие чернила, не угольком на досочке.
— Записывай.
— Так… — пригладил бородку Раньян. — Прямолинейно. Но опять же действенно. Похоже, юриста хотели убить так, чтобы по закону не придраться, но все поняли знак.
— Суд подкуплен? — тихонько уточнил Гаваль, пугливо озираясь.
— Нет. Даже проплаченный вдоль и поперек судья так поспешно вопросы не решает. Купить можно результат, но не быстроту.
— Точно? — не поверил менестрель.
Бретер ответил красноречивым взглядом, и юноша сконфузился, вспомнив кто перед ним.
— Но как тогда?..
— Это возможно если судью не купили, а приказали ему.
— Но кто?.. — Гаваль осекся.
— Действительно, — глянул на него сверху вниз бретер. — Кто бы это мог быть? Не так уж много людей в столице, которые в силах указывать, что и как делать судейским.
— Я бы… не хотел искать ответ, — менестрель даже оглянулся, не подслушивает ли кто.
— Я тоже, — честно признался Раньян. — И сейчас у нас другая забота. Мы знаем имена, однако не место. Хель, скорее всего, будет их искать… вопрос — немедленно или сделает перерыв? Поступим так, спеши домой, к Лекюйе, жди. Если она там, сейчас или появится, удержи как угодно, любым способом. Пока я не приду.
— А ты?
— Мальчишки, нищие и преступники, — пожал плечами бретер. — Как обычно. Всегда кто-нибудь что-нибудь да знает.
— А если она не придет? — глупо спросил Гаваль, конфузясь.
Раньян хотел в сердцах сказать пару недобрых слов насчет скудоумных и бесполезных юношей, но передумал. Все-таки парень — стихоплет, а не боец, быстрые решения и действия не его стезя. Но тем не менее мальчишка старается помогать, чем может.
— Значит, она каким-то образом нашла их, — мрачно отозвался бретер. — Себе на беду.
В этот раз Гаваль обошелся без вопросов.
— Иди, — приказал Раньян. — Поспеши. Лишнего не болтай, а то пузатая баронесса, чего доброго, скинет от расстройства, вот тогда уж веселье настанет.
— Возьми, — замявшись, Гаваль протянул спутнику тощий кошель. — Вдруг расспрашивать придется много. А Хель мне вроде… не чужая… если так посмотреть.
— Благодарю, — кивнул Раньян и, не чинясь, взял деньги, потому что расспросы и поиски, особенно быстрые, в самом деле стоят дорого.
Елена так и не поняла, в сущности, какая разница между кабаком, трактиром и харчевней, однако решила считать заведение «кабаком», потому что звучало вульгарнее и низкосортнее, соответственно описаниям. Кабак без названия так и назывался — «Безымянный», располагался неподалеку от южных ворот (тех, что по правую руку, если смотреть из города) и, судя по отзывам, ориентировался на всевозможных наемников. Не криминальных типов, а настоящих солдат, при деле и без оного.
Описывая, где найти нужных людей и как туда попасть, девицы северного квартала цокали языком, качали головами, намекая, что не стоит ходить без очень веской надобности. Так и вышло. Улицы здесь отличались особой грязью и атмосферой лихорадочного насилия. Рука сама по себе ложилась на мессер, остро чувствовалась нехватка поддетой кольчуги, лучше в паре со щитом, а спина казалась голой без пары телохранителей. Все местные жители, включая малолетних детей, имели взгляды крыс, жадно ищущих крошку хлеба.
На близость цели указало тело, что лежало поперек узкой мостовой и безмятежно храпело едва ли не на весь квартал. На лбу пьяницы красовалось клеймо дезертира, больше при спящем ничего не имелось, обобрали до нитки в прямом смысле. В более приличных кварталах оставляли хотя бы часть одежды, но здесь, видимо, действовал закон каменных джунглей в чистом виде. Рядом тревожно озирался и щелкал клещами стоматолог, рассчитывая собрать полный набор единообразных зубов для вставных челюстей. Елена даже чуть-чуть пожалела бедолагу, представив его нескорое пробуждение, однако жалость почти мгновенно растворилась в лихорадочном напряжении.
Еще один пьяница, чуть более вменяемый и одетый, стоял на четвереньках, блюя в ночной горшок, красивый, с глазурью, неведомо как взявшийся посреди улицы. По углам и отноркам буквально светились глаза обитателей, терпеливо ждущих, когда жертва дойдет до кондиции. На Елену поглядывали настороженно и зло, как на опасного конкурента. Женщина молча провела рукой в жесте отрицания, дескать, он не мой, и аккуратно обошла мужчину, который, скорее всего, тоже встретит рассвет как новорожденный, то есть нагим и свободным от любого имущества.
Следующим номером программы оказалась пара, которая дралась. Классические ландскнехты в цветастом тряпье — не меньше пяти расцветок на каждом — ожесточенно сопели и мутузили друг друга деревянными кастетами. Они очень старались, но поскольку оба едва стояли на ногах, получалась грустная пародия на драку. Впрочем, одежду мужики друг другу изорвали на совесть, а по синюшным физиономиям обильно струилась кровь. Кто-то истратит немало ниток, зашивая потом драные морды, подумала Елена, обходя и этих фигурантов.
В общем, кабак впечатлял еще на подходе, до момента непосредственного явления наблюдателю.