— Я как будто слышу своего отца. Вот речи, достойные настоящего владетеля.
— Надеюсь, это комплимент. В любом случае, позвольте считать ваши слова именно комплиментом.
— Безусловно. В защиту же ваших шпионов скажу, что их досадный промах имеет оправдание. Меня прозвали «Затворницей» не ради красивого словца.
— Милосердие — удел сильных, — качнула головой Кааппе. — Что же, я вижу, в общении с вами самой верной стратегией является прямота и откровенность.
— Это так, — теперь уже Биэль ответила легким кивком.
Кааппе откинулась на спинку карла, вновь сплела пальцы и предложила:
— Тогда маски в сторону? Хотя бы на время этой встречи.
Маркиза уже готова была исполнить сложный жест: склонить и немного повернуть голову, одновременно приподняв бровь, так, чтобы надлежащим образом продемонстрировать сосредоточенность, удивление и щедрую толику недоверия. Но передумала, решив, что на сегодня хватит манерности. В конце концов, собеседницы пришли к прямому разговору, хотя и несколько иным путем, нежели рассчитывала Биэль. А ведь именно в этом заключалась одна из целей.
А теперь предстоит договориться.
— Согласна, — маркиза повторила жест Фийамон, откидываясь на спинку. Биэль чувствовала одновременно усталость и бодрую приподнятость, как после долгих упражнений в гимнастике, заканчивающихся ледяным обливанием.
Кааппе приподняла брови, всем видом демонстрируя, что пора озвучить желаемое и было очевидно — эту паузу она станет держать до последнего.
— Полтора миллиона золотых, — деловито сообщила Биэль. — Заем протяженностью на три года, равными частями, одна выплата за десять недель. Стоимость кредита восемь процентов. Четверть наличными, остальное торговыми привилегиями, а также ярмарочными доходами. Последний год процентом не облагается и возвращается по номиналу.
— В «солдатских» мерках? — столь же профессионально уточнила Кааппе.
— Да, по шестнадцать коп.
— Оплата наемников, собираете деньги на большую войну, — позволила себе понимающую улыбку Фийамон. — Или на выкуп головы Артиго?
Биэль не сочла нужным комментировать вопрос, опасно приближающийся к бестактности. Кааппе сложила пальцы веером, подушечка к подушечке, чуть нахмурилась. Задумчиво констатировала:
— Это не просто льготные условия… Так занимают деньги любящим родственникам или оформляют дарение, которое не должно выглядеть слишком откровенно.
— Хорошая метафора, — согласился Биэль. — Тесные деловые и взаимовыгодные связи уложат в одну кровать Двор и семью Фийамон. К взаимной выгоде.
— Одна лишь беда, — сухо вымолвила Кааппе. — Двор Готдуа нынче… ядовит.
— Это особый банковский жаргон?
— Да.
Ростовщица сделала жест, будто перекидывала на проволоке невидимые костяшки счетов.
— Прямотой на прямоту, — сказала она. — Во-первых, одалживать императорам действительно было честью… до некоторых пор. То есть до того как вошла в моду традиция не платить долги. Собственно, с почтением глядя на штандарт Его Императорского Величества, — Кааппе приложила раскрытую ладонь к сердцу и ухитрилась совместить демонстративное почтение с грубоватым сарказмом. — Мы сразу вспоминаем, какие события привели мир к смене ветви династии.
Биэль молча кивнула, соглашаясь, потому что все сказанное было правдой, а кроме того, ростовщица сказала еще не все, поэтому не следовало дробить контрдоводы на отдельные осколки.
— Во-вторых, озвученные вами условия неплохи… были бы. Лет пять назад. Может быть даже три. То есть в мирное время, с гарантированными и предсказуемыми поступлениями в казну и прочими доходами. Продлись та славная пора, мы бы, пожалуй, поторговались, доведя процент, скажем… до двенадцати, подняв наше участие в откупах с тальи, еще пара не столь значимых условий… И договорились бы. К взаимной выгоде и всеобщему удовлетворению.
Биэль снова качнула головой, молча признавая справедливость услышанного.
— Однако мир за этими окнами, — Кааппе красноречиво глянула в сторону моря, которое сверкало под лучами уже по–летнему жаркого солнца, как зеркальная чешуя сказочного создания. — Отличается от прежнего. И очень сильно. Там набирают силу голод, война и бедность, а в скором времени эти жестокие господа войдут в полную силу. Нищие, мертвые и сражающиеся податей не платят. Кроме того, по мере того как тетрархии погрузятся в анархию, встанет сухопутная торговля. Купцы будут стараться воспользоваться морскими путями, это обогатит Алеинсэ, но не вас
— Справедливое замечание, — согласилась маркиза.
— Даже в лучшие годы Двор собирал не более семисот тысяч золотых в год. До перелома зимы вам удастся положить в сундуки тысяч триста, и это в лучшем случае. В будущем и того меньше. Наши счетоводы полагают, что расходы императорской казны придется укладывать в пределы двухсот тысяч годового поступления. И это оптимистичные прикидки.
— А пессимистичные?
— Сто пятьдесят, сто семьдесят. Таким образом, большой кредит Двору, повторюсь, ядовит. Слишком опасное предприятие.
— Ваши условия?
— Один миллион. Пять лет, — почти без паузы ответила Кааппе. — Равными частями, доставка денег раз в сезон и не ранее чем спустя три месяца после того как будет заключено соглашение. Оплачиваются, разумеется, все годы. Четверть наличными в погашение… это, пожалуй, справедливо. Однако остальное мы хотим получить не гарантиями и обещаниями, а имуществом в собственность. Договор дарения земель и лесов Готдуа с правом выкупа до оговоренного срока. Стоимость кредита двадцать два процента.
— «Морская» ставка? — деланно удивилась Биэль. — Я как будто торгуюсь с Алеинсэ.
— Нет. «Морская ссуда» составляет тридцать три процента и дается на два года.
— Что ж, видимо это повод для гордости, кредит императору вы считаете менее рискованным, нежели сложное морское предприятие.
Теперь промолчала Кааппе.
— Условия понятны, — задумчиво проговорила маркиза. — Более того, положа руку на сердце, я даже не могу назвать их чрезмерно завышенными.
— Неужели? — кажется, ростовщица искренне удивилась. — Это приятно слышать.
— А вы полагали, что сейчас я начну плакаться на жизнь, эффектно выворачивать пустой кошель и взывать к состраданию во имя Пантократора?
— Все так делают... — Кааппе улыбнулась, поднимая ладони в жесте притворной капитуляции. — Да, я уже поняла, что вы, дорогая подруга, не «все». Но сами понимаете, привычка становится частью натуры.
— Хорошо… — задумчиво протянула Биэль, вставая. Жестом остановила собравшуюся, было, подняться Фийамон, подошла к окну и посмотрела на солнечное море. С давних пор созерцание волн успокаивало, помогало упорядочить мысли, выровнять биение встревоженного сердца. Впрочем, пресноводное море отличалось непривычным цветом и вообще было какое-то… неправильное. Ну что за море, которое можно пить?
— Условия понятны и обоснованы, — повторила маркиза, оборачиваясь. — Но для нас все равно чрезмерны.
— Это прискорбно, — заметила Кааппе с нейтрально-безразличным видом. — Очень прискорбно.
— Но я уверена, мы сумеем прийти к соглашению. Ибо как говаривал мой отец, в хорошей сделке ты держишь партнера за горло и чувствуешь его пальцы на собственной глотке.
— Интересная аналогия. А если нет?
— Тогда один из участников впадает в свинство, и сделка перестает быть хорошей.
— Интересная аналогия, — повторила Кааппе. — Осталось понять, кто же свинья в нашей… негоции.
— Я бы сказала, ее здесь нет. Мы равно ухватили друг друга за шею.
— Мне так не кажется, — дипломатично предположила ростовщица. — У вас нет денег. Деньги вам нужны. Без них не будет армии, а без армии шаткое положение Оттовио и его приближенных, станет еще более… неустойчивым. Кто-то даже сказал бы, что оно станет опасным.
Кааппе сделала ударение на слове «приближенных», внимательно глядя на собеседницу. Затем добавила:
— Поэтому мы сейчас стоим на рынке, где верховодит продавец, а не покупатель.