— Все так. Но семья Фийамон далеко не единственная, кто дает деньги в рост. И когда на рынке много продавцов, они уже не диктуют свою волю непреклонно.
— Звучит как типичная угроза заемщика, дескать «если не дадите вы, пойду в контору напротив», — поморщилась Кааппе. — Но вот беда, в конторе напротив условия еще хуже, а денег существенно меньше.
— Оба посыла верны. Но с небольшим уточнением. Ведь у семьи Фийамон нет полутора миллионов, не так ли? И миллиона тоже нет.
— Хорошие шпионы, — констатировала ростовщица после долгого молчания.
— Лучшие, — скромно уточнила Биэль.
— Я вижу, с тех пор как островной ренегат занялся делами почтовой службы Империи, ваша осведомленность существенно выросла.
— Да, Мальт-Монвузен приложил к тому немало усилий. И приложит еще больше, — двусмысленно согласилась Биэль. — Дорогая, вы исчерпывающе перечислили все неприятности, ниспосланные Господом несчастной Ойкумене. Но менял и ростовщиков они касаются в той же мере, что и остальных смертных. Как вы изволили выразиться… нищие, мертвые и воины податей не платят, кажется так? Остается добавить — и долги тоже в срок не возвращают. Неважно, миллион или полтора, на три года или на пять. У вас их нет, придется перезанимать. И мы всегда можем обратиться напрямую к тем, у кого возьмете деньги вы. Минуя посредников.
— Десяток-другой кредиторов вместо одного, — сардонически ухмыльнулась Кааппе. — Никаких вещных залогов и не менее двадцати пяти процентов. Скорее ближе к тридцати, с выплатами не реже двух раз в год, чтобы покрыть риски. Дурная сделка. Очень дурная.
— Вот видите, мы нужны друг другу, опасаемся друг друга, делим общий риск, и каждый имеет решающий аргумент, способный перечеркнуть договор, — обаятельно улыбнулась маркиза. — Вы тоже чувствуете, как элегантно наши семьи схватили друг друга за глотки?
Кааппе подняла руки, медленно и беззвучно похлопала в ладоши. Затем сказала:
— Браво. Очень впечатляюще. В силу занятий мне и моей семье регулярно пытаются выкручивать руки, множеством способов и оснований. Но, как правило, это происходит по одному и тому же канону, предсказуемо до скуки. А сейчас вы демонстрируете такой безжалостный артистизм… Я восхищена.
Биэль обозначила актерский поклон, красиво и ровно настолько, чтобы это выглядело как ирония, а не поиск чужого одобрения. «Пытаются» и «стараются» она будто бы не заметила, предоставив собеседнице возможность сохранить лицо и чуть-чуть формального превосходства. Сейчас это было уместно.
Фийамон встала, прошла к окну, теперь они оказались друг против друга, боком к стеклу, освещенные послеполуденным солнцем.
— Я передам семье ваше предложение, — по-мужски решительно согласилась Кааппе. — Сопровожу личными комментариями, в целом скорее благоприятными для вас, нежели наоборот.
Биэль стоило немалых трудов удержаться от недовольной гримасы. Чрезмерное увлечение красивостями речи царапало слух едва ли не больнее чем грубая, безыскусная манера.
— Полагаю, мы сможем договориться, — подвела итог ростовщица. — Но для начала действительных переговоров, а не вежливых и пустых деклараций, придется соблюсти некоторые условия.
— Перечислите.
— Во-первых, семья захочет ознакомиться со всеми действиями, которые вы намерены предпринять для удержания имперских финансов хотя бы в условном порядке. Пределы порчи монеты, новые сборы и так далее. От этого будут напрямую зависеть и конечная сумма, и условия займа. Кстати, я ценю то, с каким тактом вы удержались от решающего аргумента в пользу кредитования.
— Боюсь, я не понимаю, — с нарочитой беспомощностью развела руками Биэль.
— Разумеется, — чуть покровительственно улыбнулась Кааппе, странное дело, ее губы, несмотря на темно-красную помаду, все равно казались бедными, как у трупа. — Сведения об особом императорском эдикте, который ждет подписи Оттовио, безусловно и сугубо лживы, они распространяются недоброжелателями. Но признайте, наши шпионы, по меньшей мере, столь же хороши, как у вас.
Биэль посмотрела прямо в глаза Кааппе, ростовщица ответила тем же, казалось, воздух в комнате буквально скрипит, как при трении друг о друга двух обсидиановых лезвий.
— Признаю, — вымолвила Биэль.
— Во-вторых, скажем так… сугубо неофициально… На правах дружеского совета.
— Да?
— Обдумайте вопрос женитьбы Оттовио.
— На вас? — с убийственной прямотой спросила Биэль.
— Такой выбор предпочтителен для меня, — вернула откровенность Кааппе. — Но в семье Фийамон есть и другие девицы, которым будет к лицу фамилия Готдуа. Это сильно… прямо-таки очень сильно раздвинуло бы границы возможного. Относительно и суммы, и условий долга. Как обсуждаемого сейчас, так и будущих заимствований.
— Не боитесь повторить судьбу Алеинсэ?
— Нет. Мы умнее. Сначала свадьба, затем все остальное.
— По этому пункту скажу сразу — нет.
— «Нет», это в смысле категорического отказа или приглашение к торговле не мелочась, по наивысшим ставкам?
— Категорический отказ. Женитьба императора не обсуждается и предметом договора быть не может.
— Рассчитываете использовать эту возможность в крайнем случае, если иных средств не останется? — поджала губы Кааппе.
В холодной улыбке маркизы отчетливо читалось «любезная, а не слишком ли вы забылись?», ростовщица его, разумеется, с легкостью поняла.
— Что ж, в любом случае, сказанное услышано и запечатлено в памяти, — отметила Кааппе и перешла к следующему пункту. — Третье. В вашем положении одолжить деньги на сколь-нибудь приемлемых условиях можно лишь вычеркнув из уравнения мальчишку Готдуа-Пиэвиелльэ. Без него у Алеинсэ нет знамени, чтобы собирать под его тенью оппозицию ветви Готдуа. А у вас, соответственно, задача лишь восстановить порядок и прекратить раздоры. Она может затянуться на годы, но решаема, как работа ткача. Однако ежели Остров получит мальчика… Цена риска нашего кредита возрастет неизмеримо.
Кааппе красноречиво развела руки, дескать, сожалею, но такова суровая правда жизни.
— Разумеется, — сумрачно отозвалась Биэль, потому что здесь не имело большого смысла делать хорошую мину. — Мы постараемся решить эту проблему.
— Будет непросто, — предположила Фийамон.
— Мы Вартенслебены, — чуть приподняла подбородок Биэль. — Мы ничего не получали даром.
— Следует ли понимать… — осторожно, тщательно взвешивая каждое слово, предположила Кааппе. — Что решением сей проблемы займетесь лично вы?..
— А так ли это важно? — с кажущейся легкомысленностью ответила вопросом на вопрос Биэль.
— Действительно, — вымолвила после некоторого молчания Кааппе. — Не столь уж сие важно…
— У вас остались еще тезисы?
— Да. Последний. Наиболее общий, так сказать, абстрактный.
— Я слушаю вас со всем вниманием.
— Оттовио Готдуа пока не проявил себя как сильная личность, предержатель и заступник Империи пред Господом. Его свита обладает многочисленными достоинствами, да. И бывало не раз, что слабый правитель был окружен мудрыми советниками, посему королевство или даже империя процветали. Но в смутные времена цена величия измеряется другой мерой.
— Это, пожалуй, слишком обще. Можем ли мы хоть как-то овеществить абстракцию «величия» правителя?
— Юноша должен показать себя. Настоящий разговор начнется лишь после того, как Оттовио подтвердит свой запас удачи. Совершит какое-нибудь значимое и безусловное деяние, доказав, что Пантократору его правление угодно.
— О, — мягко, загадочно улыбнулась маркиза. — Если я хоть что-нибудь понимаю в мужчинах и воинах, насчет последнего волноваться нет резона. Кстати!
— Да?
— Вам непременно стоит познакомиться с графом Шотаном по прозвищу Безземельный. Мне кажется, у вас найдутся общие интересы… — Биэль одарила ростовщицу долгим, внимательным взглядом сквозь ресницы. — И, быть может, даже оригинальные увлечения, которые способны понять и разделить лишь очень близкие по духу и складу характера люди. Когда войско вернется в Мильвесс, я почту за честь представить вам его сиятельство.