— Руки? — пропыхтела ученица, которая в очередной, неисчислимый уже раз думала, что сейчас стоит просто лечь и умереть от усталости прямо у ног жестокого наставника.
— Да. Смотри. Нырок… распрямление! И в этот момент вытягиваешь руки в обе стороны так, чтобы они были параллельны канату. Через это вырабатывается правильный разворот плеч.
— Я… сдохну… сейчас, — выдохнула Елена.
— Нет, — ободрил Пантин. — Умрешь ты потом, когда мы будем отрабатывать это с оружием в руках.
Елена хотела сказать «Боже», но силы ушли на сохранение равновесия и контроль положения торса (сто шестьдесят восьмое повторение), поэтому вместо мольбы получился лишь тоскливый и жалобный хрюк.
— Голову не задирай при наклоне! Прямо умоляешь по ней ударить.
Что ж, по крайней мере, думать «господи, господи, божечки!..» женщина могла.
В Пайте фехтмейстер приспособил под тренировочный зал какой-то сарай, убогую постройку, имеющую, однако, некоторые достоинства. В частности хорошую, крытую новой соломой крышу, непроницаемую для дождя. Здесь было сухо и умеренно тепло весной, а нынче, с приходом летней жары, в сараюшке стало одуряюще жарко, и если бы Елена платила за стирку одежды, а также новые рубашки, зарплата у юриста сразу оказалась бы не такой ж весомой.
— Давай, давай, — попенял наставник. — Как говорили великие мастера, кувшин пота сберегает каплю крови.
Елена стиснула зубы и продолжила, считая про себя «сто восемьдесят один…», «сто…»
На двести первом она упала на колени, больно стукнувшись чашечками о твердый глиняный пол, взмолилась:
— У меня была операция! Руки дрожат!
— Ты ходишь на руках? — удивился фехтмейстер. — Я вижу скрюченную спину и кривые, бесполезные ноги. А руки вообще болтаются без дела.
— Мастер, — проныла женщина, сгорая от злости на фехтмейстера и жалости к себе.
— Хватит, — сжалился Пантин. — Да, нога комита, значимая причина.
Елена даже не стала выспрашивать, каким образом волшебник узнал об этом. А Пантин мстительно добавил:
— Но еще пятьдесят повторений переносятся на следующий раз. Считай, это твой долг.
Елена только молча склонила голову. Что поделать, долг так долг, с учителем не спорят.
— Хммм… — Пантин глянул на ученицу как слепая и седая ворона. — Но чего-то не хватает для завершения. Надо бы чему-нибудь поучиться напоследок.
Елена с большим трудом удержалась от еще одного жалостливого всхлипа. Мастеру было все равно, с какими чувствами упражняется женщина, но слишком явные признаки отсутствия энтузиазма он временами жестоко наказывал.
— Возьми меч. В правую руку. А я изображу леворукого.
Елена повиновалась.
— Посмотри на меня.
Пантин взял меч левой и вытянул свой клинок в сторону противницы, чуть раскачиваясь на пружинистых ногах. Для пятисотлетнего деда он сохранился удивительно хорошо, «пожилого» в старом колдуне была разве что седина. Елена однажды видела Пантина без рубашки и поневоле залюбовалась торсом воина-мага как произведением искусства, вырезанным в камне. Что-то подобное она видела у Шарлея, только Жнец был покрыт шрамами, а тело фехтмейстера чисто, как у новорожденного.
— Я ошибся! В чем? Быстро! — пролаял мастер, выбивая женщину из мимолетного раздумья.
— Локоть слишком далеко отведен от тела, — тут же выдала ученица, скользнув по наставнику острым взглядом.
— И что бы ты сделала?
— Клинок в гвардии перекошен, появляется брешь в защите. Быстрый и правильный выпад пробивает ее сразу… — ученица запнулась и добавила после секундной паузы. — Если это не ловушка великого мастера.
— Делай!
Получив несильный, но болезненный контрудар в пятый раз, Елена отступила, выравнивая дыхание.
— Я понимаю, что тут нужно как-то по-иному, но не понимаю, как, — искренне призналась она. — Колоть еще быстрее? Падать на колено с опорой на ладонь?
— Нет, ты все делаешь правильно и достаточно быстро.
Елена с большим трудом удержалась от гримасы неописуемого удивления. Такая похвала — это было прямо достижение месяца, может и сезона.
— Обычного левшу ты сейчас уложила бы с одного укола. Но мы представляем, что на твоем пути встал бретер необычный, очень хороший.
Елена возликовала, душу как будто озарило теплое солнышко. Ученица выпрямилась и постаралась сделать суровое лицо, преисполненное готовности.
— Ты делаешь выпад. Это хороший, быстрый выпад, но…
Пантин двинул тренировочным клинком, наглядно иллюстрируя сказанное.
— Твой противник быстр и потому отводит его обычной защитой. Скорость на скорость. А что мы можем противопоставить скорости?
— Прием, — выпалила ученица. Она едва не добавила уже по-русски «технология» и «порядок бьет класс», но сдержалась. Сказанного было вполне достаточно.
— Именно так. И прием здесь прост… в описании. Но придется повторить его тысячи раз, чтобы получилось.
Елена уже без команды встала в позицию.
— Я атакую, ты парируешь, — распределил роли Пантин.
— Медленно? — уточнила она.
— Очень медленно! Ты должна понять описание действий.
Как же все-таки не хватает русского языка, на долю секунды опечалилась Елена. Сколько слов и определений, которые позволяют точно, исчерпывающе описывать суть вещей. «Механизм приема», «схема действий», «техническая простота»… Но с кем говорить? Только с собой… Она сжала челюсти, выкинула из сознания все лишнее, готовясь узнать что-то новое.
— Итак, мой укол… хорошо, верю. Твой клинок начинает движение, словно маятник, торс разворачивается и кажется, что защита удалась, но я в свою очередь…
— Поняла, — отозвалась Елена после третьего повторения. — Но при скорости хорошего боя… Такое возможно?
Вопрос был заведомо глупый, и за глупость ученица тут же поплатилась многократными повторениями действия. Впрочем, наставник, памятуя о минувшей операции, все же проявил милосердие и не стал выматывать женщину до отказа.
— Достаточно.
Елена склонилась вперед, оперлась ладонью о колено, удерживая меч второй рукой. Сквозь щели в стенах дуло, обеспечивая хоть какую-то вентиляцию, пыль и крошечные соломинки танцевали в солнечных полосах. Женщина тосковала по магическому цилиндру из малахита, где всегда было прохладно.
— Биться с левшами трудно, — задумчиво проговорил Пантин. — Но и леворукого есть, чем удивить. А если ты владеешь обеими руками, можно самому побыть левшой. Вообще в старые времена, когда бретеры начинали с раннего детства, бывало так, что мастер сразу выучивал мальчишку на «зеркальный» бой, делая из него непривычного, очень опасного противника. Но те времена давно прошли. Что-то новое родилось, но и многие старые знания утеряны…
Елена выпрямилась, отерла со лба пот, вернула мастеру деревянный меч.
— Когда отъезжаешь? — будто невзначай, как само собой разумеющееся спросил Пантин.
— Э-э-э… — проблеяла от неожиданности Елена. — Хотела завтра отпрашиваться. Там как пойдет. Ульпиан разозлится, наверняка.
— Не разозлится, — пообещал Пантин. — У него сейчас забот с перебором. Недаром, считай, практику свернул.
Интересно, подумала Елена, учитывая, что глоссатор ежедневно принимает два-три человека, случается и больше, как тогда выглядит развернутая практика? Хотя, наверное, здесь имеется в виду не количество, а уровень дел. Все-таки юрист мировой величины должен заниматься чем-то большим, нежели рядовые консультации по наследству для провинциальных дворянчиков. Да, недавно подобные мысли приходили женщине в голову. Отрадно видеть, что догадки оказались верными.
— И у тебя впереди несколько интересных событий, — добавил фехтмейстер.
— Это опасно? — сразу же уточнила Елена, вытирая мокрый лоб носовым платком, вернее многофункциональной тряпкой на все случаи жизни.
— Прямой опасности в том для тебя нет… Но будь осторожна, — посоветовал мастер. — Ты входишь в мир, где умения ловко махать железками недостаточно. Придется демонстрировать и другие таланты.
— Да что случилось то? — Елена попробовала быть малость настойчивее. Одежда липла к телу, вечер обещал выдаться жарким, пальцы едва сгибались от усталости. Настроение у женщины было не из лучших, это способствовало некоторой… требовательности.