— Вспоминай, дорогой, вспоминай, — наседал я. — Не сейчас, так завтра, послезавтра или ещё когда, но лучше бы поскорее. В идеале — раньше, чем случится вторая попытка нас с тобой прикончить.
— И когда, по-твоему, она случится? — встревожился тёзка.
— Когда до заказчика дойдёт известие о провале первой, — ну да, никакой особой конкретики мой ответ не содержал, но откуда ж её сейчас взять? — Плюс какое-то время на подготовку второго захода, — добавил я в том же духе.
Тёзка замолчал, погрузившись в раздумья, явно невесёлые.
— Я так и так в Покров на лето вернуться собираюсь, — наконец выдал он. — Значит, надо тут в Москве поскорее дела закончить и уезжать. Там, думаю, спокойнее будет…
Пришла моя очередь задуматься. В принципе, ничего плохого я в этом тёзкином плане не увидел. Да, просто, примитивно, я бы даже сказал, но в маленьком городе, где тёзкина семья наверняка не из последних, убийцам будет действовать уж всяко сложнее. Так что вполне себе может и сработать…
— Ну и хватит пока о грустном, — я решил вернуться к тому, с чего начал. — Так о чём там ты умолчал?
[1] У Виктора Михайловича глаз-алмаз:) 1 чарка = 123 г
[2] Манифестом 5 апреля 1797 года Павел I ограничил работу помещичьих и государственных крестьян на господина (барщину) тремя днями в неделю и запретил привлекать крестьян к работе по воскресеньям. Самое же главное — царь разрешил крестьянам жаловаться властям на помещиков, не исполнявших это повеление
Глава 4
О страшных тайнах и храмах науки
— Сказать по чести, я и сам толком не понимаю… — не особо уверенно начал тёзка. — Разное говорят…
Сосредоточившись на беседе, я не стал прислушиваться к его мыслям. Так, пожалуй, даже интереснее, если тёзка сам расскажет.
— Когда Николай Первый крепостное право отменил, для многих дворян это было как конец света, — кажется, тёзке удалось наконец собраться с мыслями. — Тогда дворянство увлеклось всяческой мистикой — спиритизмом, прорицаниями, прочей разной чепухой.
Ну да, ничего удивительного я от тёзки не услышал — не шибко уверенные в себе люди всегда на такое падки, особенно в нелёгкие времена. По своей жизни я такое хорошо помнил.
— А потом вдруг оказалось, что не такая уж это и чепуха, — смущённо выдал тёзка. — То есть общение с духами там всякими или мёртвыми — вздор, конечно, но вот другие сверхъестественные способности…
— Это какие же? — подтолкнул я его к продолжению.
— Слухи пересказывать, уж прости, не буду, — суховато сказал тёзка, — хотя всякое говорят и про многих. Но вот Ольга, сестра моя старшая, может лечить наложением рук. Не все болезни, понятно, однако ж, когда я детстве ногу себе сильно поранил, она кровь остановила сразу почти. Доктор потом только помазал чем-то и забинтовал, да удивлялся ещё, что очень уж быстро зажило.
— И что же, только у дворян такое? — честно говоря, я слегка обалдел. Нет, и там у себя не раз и не два подобное слышал, в том числе и о знакомых людях, но вот с демонстрацией и подтверждением тех самых способностей всегда как-то не залаживалось.
— По большей части, — что-то особой радости по такому, казалось бы, замечательному поводу я у тёзки не заметил. — Всё же именно дворяне первыми увлеклись всем этим, да и увлечённых таких среди нас было больше. Но у нас такое… не приветствуется.
— Почему? — не понял я.
— Считается не вполне пристойным и уместным, — кажется, я понял, почему тёзке не шибко приятно об этом говорить… Ну точно! — У Ольги после того случая были… хм… некоторые сложности.
На сей раз я обошёлся без наводящих вопросов, давая тёзке возможность сказать именно то, что он хочет и именно так, как он хочет. Всё равно потом по-тихому разберусь со всеми его умолчаниями, если таковые последуют.
— Уездный предводитель к нам приходил, — вспоминать тёзке было явно неприятно. — О чём он с Ольгой говорил, не знаю, но сестра потом ревела как маленькая. Священник ещё, отец Афанасий, с нею беседовал, вроде она после этого как-то успокоилась, но в церковь потом три недели не ходила.
— Однако замуж вышла, как я понимаю, удачно? — спросил я.
— Да, и у неё сейчас всё хорошо, — с некоторым облегчением ответил тёзка. — Но то у неё. Так-то говорят, что у некоторых, кто к властям и церкви не прислушивался, были впоследствии… неприятности.
— И какие же? — стало мне интересно.
— Прости, но это всё опять же слухи, — смотри-ка, как старательно учится тёзка на юриста! Даже ведёт себя прямо как судья — бездоказательным утверждениям хода не даёт. Но это он так говорит, а думает-то другое. И если даже это и правда только слухи, всё равно какие-то очень уж страшненькие. Лично людей, о которых те слухи ходили, тёзка не знал, однако же с тремя из них — одним из родного Покрова и двумя из Москвы — имел общих знакомых. Один предсказывал будущее и, вроде бы, до крайности успешно играл на бирже, двое других, подобно тёзкиной сестре, практиковали ненаучные методики целительства, и все трое неизвестно куда пропали, как и некоторые другие люди, фамилии которых тёзке называли, но кроме фамилий, он ничего о них не знал. М-да, как-то мрачновато…