— Кстати, Витя, а ты сейчас в Москве надолго?
— На три дня собирался, — ответил тёзка, — не считая сегодня. А что?
— В галерее Академии художеств сейчас выставлены картины Адольфа Гитлера, мне было бы интересно, если бы ты сравнил с ними мои работы. Он, правда, больше пейзажист, но ты же и мои пейзажи видел.
— Адольф Гитлер? — не понял тёзка. — А это кто?
Приехали… Пока Михальцов втолковывал тёзке, что даже такому невеже, как Витька, должно быть известно, что это самый знаменитый из современных германских художников, основатель и глава «Рейхскультурфронта», а также сердечный друг актрисы Лени Рифеншталь, [2] я тихо обалдевал. Да уж, если Гитлер здесь известный и даже знаменитый художник, в ближайшие десять лет за будущее этого мира можно быть спокойным…
[1] Для нужды нет запрета (нем.)
[2] В нашей истории Лени Рифеншталь (1902–2003) — немецкая кинорежиссёр, актриса, танцовщица и фотограф, одна из крупнейших фигур в кинематографе ХХ века, создатель фильмов «Триумф воли» и «Олимпия», прославлявших национал-социализм и ставших одними из вершин неигрового кино
Глава 12
Мы искали, нас нашли
Если кто посчитал, что услышанным от Михальцова мы с тёзкой удовлетворились, то совершенно напрасно. С Кривоарбатского переулка мы двинулись в знакомую уже мне университетскую библиотеку. По пути я в общих чертах рассказал тёзке, кем и чем был с таким пылом превозносимый Михальцовым Адольф Гитлер в моём мире, так что моё удовлетворение тем, что здесь этот деятель стал-таки признанным и известным художником, тёзка полностью разделил. Меня, правда, слегка напрягало упоминание о каком-то «культурфронте», который Гитлер тут возглавляет, но пусть уж командует он такими же художниками, а не правит страной.
Впрочем, что это я? Никаких шансов возглавить Германию у Гитлера в этом мире не было, даже призрачных — здешняя история не позволяла. Мировая война, которая в истории моего мира давно уже именуется Первой, здесь тоже состоялась, вот только Германия её не проиграла, потому как из-за неучастия в войне России не воевала на два фронта. Однако и победа над англо-французами не принесла Германии решающего успеха, а потому Вторая Мировая этому миру, к сожалению, ещё предстоит. Но Вторая Мировая без Гитлера и нацизма — это совсем не та Вторая Мировая, которая была у нас, тем более, как я понимал, и в этот раз кидаться на Россию немцы не станут. Да и ладно, хрен с ними, с немцами, у нас с тёзкой свои проблемы, вот ими и будем заниматься…
В читальном зале библиотеки тёзка обложился справочниками, и довольно быстро мы с ним узнали, что Михайловский институт физиологической психологии Российской Академии наук основан аж в 1892 году, что покровительство Великого Князя Михаила Николаевича и именование «Михайловский» получил тремя годами позже, что изучает институт, ну кто бы мог подумать, физиологические механизмы высших психических функций человека, что занимает он несколько зданий по Оленьему Камер-Коллежскому валу в Москве и имеет несколько филиалов по всей Российской Империи, что с 1926 года институтом руководит академик Фёдор Фёдорович Угрюмов, в общем, самые общие сведения. Сравнение с тем, что имелось в открытых источниках о других академических институтах, показало, тем не менее, отсутствие принципиальной разницы в перечне публикуемых сведений, хотя одно отличие всё-таки нашлось — филиалы прочих институтов почти везде перечислялись, а упоминание о филиалах Михайловского института попалось нам в одном-двух местах, да и о том лишь, что таковые имеются, а вот где именно имеются, все справочники скромно помалкивали. Такая недоговорённость уже сама по себе настораживала, но мы с тёзкой решили копнуть ещё глубже.
Попытка вышла так себе — два самых свежих выпуска «Вестника Михайловского института» мы просматривали по принципу «смотрю в книгу, вижу фигу», настолько невразумительными для недоучившегося юриста и специалиста по работе с корпоративными клиентами выглядели заголовки размещённых там статей. Рискнув почитать одну из тех статей, мы немедленно убедились в том, что невразумительность эта вовсе не показная, поскольку содержание понимали хорошо если с пятого на десятое, а так и ещё меньше.
Тёзка, однако, на том не успокоился и к дому госпожи Волобуевой направился, сделав крюк как раз на Олений Камер-Коллежский вал и неспешно проехав мимо того самого института. Предварительный осмотр нам ничего особенного не дал. Да, видно было, что денег на институтские здания не пожалели, выглядели они внушительно и бросалось в глаза, что строили их в разное время, то есть деньги на расширение институту регулярно выделялись на протяжении всей его истории, а это, знаете ли, тоже показатель. Но вот впечатления какого-то ужасно секретного объекта эти здания ни по отдельности, ни все вместе не производили — обычные строения, ни тебе зарешёченных окон, ни высокого непреодолимого забора, ни какой-то строгой и решительной охраны. От всего этого тёзка уже совсем обнаглел и собирался было заехать на территорию института, чтобы поставить машину на институтской стоянке и пешком погулять среди строений, но я его отговорил, обратив его внимание на то, что на воротах номера въезжающих автомобилей записывают. Робкую надежду тёзки на случайную встречу с Николаем Михальцовым я, уж не знаю, что на меня нашло, просто высмеял, тёзка потом на меня дулся, но недолго — к дому в Посланниковом переулке мы подъехали уже без обид и недовольства.