— Да, не поспоришь, — принял тёзка мои рассуждения.
— А раз так, — принялся я подводить итоги, — то получается, что братец твоего приятеля предложил нам поработать на чужого дядю, к Михайловскому институту никакого отношения не имеющего. Тебе такое нравится или как?
— Не нравится, — ожидаемо ответил тёзка.
— Во-о-от, — подхватил я. — А мне оно не нравится ещё больше.
— Это почему же больше? — заревновал тёзка.
— А что именно тебе тут не нравится? — временно проигнорировал я тёзкин вопрос и задал ему свой.
— Ну как же! — тёзка явно готов был закипеть праведным гневом. — Какие-то ушлые дельцы обстряпывают свои делишки с использованием возможностей казённого учреждения и за казённый счёт!
— Рад, что ты это заметил, — поскольку говорил тёзка об очевидном, похвала моя имела смысл чисто воспитательный, — но давай-ка поговорим о том, что прошло мимо твоего внимания.
— И что же? — тёзка притормозил с гневом и уже через секунду готов был меня слушать.
— В дело вовлечено уж очень много людей, не один, не два и не десять, — начал я излагать свои соображения. — А в таких условиях сохранение тайны настолько затруднительно, что почти и невозможно, не зря же немцы говорят: «Что знают двое, знает и свинья», а тут, повторяю для тех, кто не расслышал, знают не двое, а куда больше. И раз так, то в Михайловском институте о левом заработке своих подопечных тоже знают. Знают, но помалкивают и не особо мешают. То есть институтское начальство такое положение дел вполне устраивает. Делятся с ним доходами упомянутые тобой ушлые дельцы или причина такого попустительства какая-то другая, мы с тобой не знаем. Почему эту лавочку не прикрыли те, кому по службе положено за ней присматривать, мы не знаем тоже. Но ведь не прикрыли, так?
— Так, — растерянно признал тёзка. Я уже не рад был, что принялся говорить об этом в машине, не хватало ещё, чтобы тёзкина растерянность отразилась на вождении. Пришлось напомнить товарищу, что смотреть надо на дорогу, а не вглубь себя. Убедившись, что слова мои тёзка принял как руководство к действию, я продолжил:
— Значит, нельзя исключать и того, что и эти смотрители тоже имеют во всём этом свой интерес. Кстати, кто это, как думаешь? Полиция или жандармы?
— Жандармы, скорее всего, — отозвался тёзка. Ну да, я и сам так думал.
— И как, сильно тебе теперь хочется лезть в это болото? — спросил я. — Где куча сотрудников казённого учреждения работает на какого-то левого дядю, начальство закрывает на это глаза, а жандармы закрывают глаза на такое бездействие начальства?
— Мне хочется способности свои раскрыть, — похоже, мои слова тёзку не на шутку расстроили. — Обидно же, иметь такую предрасположенность, и не знать, что и как с нею делать!
Да, тёзку я понимал. Осознание своей причастности к чему-то особенному всегда кружит голову, так и тянет этой самой причастностью воспользоваться, но у тёзки случай особый, тяжёлый и запущенный — причастность-то есть и он её осознаёт, а вот как ею воспользоваться, и понятия не имеет. А это уже источник совсем других чувств и переживаний, вовсе не таких радостных и обнадёживающих. И потому дворянину Елисееву сейчас не позавидуешь… Но тут мы доехали до Посланникова переулка, тёзка поставил «Яузу» на стоянку, и я решил временно отвлечь его от ненужных мыслей, потребовав себе льгот и привилегий в виде пива.
Помощник околоточного надзирателя, дай ему Бог здоровья, не обманул — и само заведение господина Миллера снаружи и внутри выглядело более чем солидно, и пиво там оказалось превосходным, да и поесть что нашлось, помимо обычных пивных закусок. Пусть тёзка и говорил, что пиво пьёт только в охотку, что-то мне подсказывало, что охотка такая будет у него теперь проявляться почаще.
— Ты, конечно, ловко заставил Николая всё разболтать! — кажется, поход в заведение Антона Миллера (язык не поворачивался назвать его просто пивной) поднял тёзке настроение.
— Брось, — отмахнулся я, — ему и самому надо было тебе расписать всё в привлекательном виде. Так что я просто немного ему помог.