Да-а-а… Тело у нас, конечно, общее, и способности, по идее, должны быть такими же, но нет — не с дворянином Елисеевым мне в них тягаться! Когда я снова несколько раз потерпел неудачу, он перехватил управление телом и принялся за дело сам. С первого раза не вышло и у него, но уже при следующей попытке браслет с негромким щелчком раскрылся и тёзка едва успел его схватить, чтобы цепь не утянула разомкнутый наручник на пол и наш успех никто не смог увидеть. Мне оставалось только мысленно аплодировать.
Нет, не только. При всех тёзкиных талантах он не всегда быстро соображает, что и как делать в непривычных обстоятельствах. Нет, так-то он умный, но жизненного опыта товарищу не хватает, вот и пытается иной раз либо пороть горячку, либо уходить куда-то не туда, приходится поправлять. Справившись с браслетом, дворянин Елисеев уже собрался было прямо тут же и бежать, а потому мне пришлось слегка охладить его пыл, напомнив про ненулевую возможность стрельбы по нашему с ним организму. Тёзку такое напоминание в должной мере отрезвило, и мы с ним принялись за тщательную подготовку побега. Ну, то есть планировал я, а вот честь стать главным и единственным исполнителем моего плана выпала как раз дворянину Елисееву.
Начали мы с того, что тёзка снова защёлкнул браслет, не на руке, а просто так, вхолостую, и снова его открыл, уже с первого раза. Проделав эти манипуляции раз, кажется, семь или восемь, ещё трижды повторили их на руке. Я объяснил тёзке, что для полного успеха сбросить оковы нам нужно в строго определённый момент, и мы должны быть уверенными, что когда этот момент наступит, всё пройдёт, что называется, без сучка и задоринки.
Когда тёзку вели сюда, я обратил внимание, что в этом закутке подвала имелись четыре одинаковых двери, каждая из которых, надо полагать, вела в такую же камеру, как и наша, а охранник дежурил один-единственный. С одной стороны, это, конечно, плохо — если остальные камеры пустовали, а они, скорее всего, пустовали, всё своё внимание этот охранник мог уделять единственному постояльцу, и, не исключено, прямо сейчас подглядывал в глазок. С другой же стороны, оно и хорошо — только его одного тёзке и придётся вырубить.
Откинув одеяло, тёзка принялся надевать носки, брюки и ботинки. Закончив с одеванием-обуванием, он вплотную подошёл к двери и принялся со всей дури бить в неё кулаком. Правым, ясное дело — охранник до последнего должен был считать заключённого одноруким.
— Чего надо? — окошко с лязгом открылось и в нём появилась недовольная морда надзирателя.
Ох, и шарахнул его тёзка телекинезом!.. Душу, можно сказать, в удар вложил, бедолагу аж впечатало спиной и затылком в дверь камеры напротив, и он сразу же безжизненно завалился на пол. Разбираться, что там с ним, нам было недосуг — не может помешать, и ладно. Тёзке осталось разомкнуть и сбросить браслет, схватить пиджак и сделать широкий шаг, завершившийся уже в комнате дома госпожи Волобуевой.
Там он тоже надолго не задержался — забрал остававшиеся деньги, парабеллум, покидал в портфель нехитрое имущество в виде свежего и так и не отданного в стирку белья, носков да мыльно-рыльных принадлежностей, и снова широко шагнул, на этот раз в свою комнату в родительском доме, а оттуда сразу в домик садовника…
— Так, — только и сказал подполковник Елисеев, выслушав сына. Отдам тёзке должное, докладывал он ясно, чётко и сжато, не утаивая ничего важного и упоминая вскользь или вообще опуская неважное. Не иначе, в кадетском корпусе такому научился. — Ну-ка, покажи, как ты это делаешь.
Предлагать отцу пустую чашку было со стороны воспитанного молодого дворянина, конечно же, невежливо. Но не на пол же сбрасывать, — подумал тёзка и подвинул её по столу к отцу.
Чем хороши люди военные, так это накрепко вбитой в них привычкой в любой непонятной ситуации действовать если и не по уму, то хотя бы по уставу. Вот и подполковник Елисеев, вернув на место отпавшую челюсть, принялся оценивать обстановку и готовить меры по должному на неё реагированию.
— Тебя я пока к себе в батальон заберу, — что ж, это было ожидаемо, а в нашем положении ещё и желательно. — И Елену с Натальей, — ну да, о жене и дочери Елисеев-старший тоже подумал. — На сборы и Ольга с Антоном прибудут, тоже хорошо, тем более, Ольга в этих делах что-то понимает.
— Фёдора Сергеевича надо бы в известность поставить, — с некоторым сомнением продолжил тёзкин отец, — что речь идёт о титулярном советнике Грекове, мы с тёзкой вспомнили не сразу. — Но что ты ему скажешь? — нотки сомнения в голосе подполковника усилились.