Пока же, однако, тем самым государственным мужам хватало других забот. Судя по вопросам, что задавали тёзке периодически забегавшие Денневитц и Воронков, дворцовая полиция усердно разматывала клубок вопросов с деятельностью той самой «экспедиции», пытаясь прояснить, что именно там затевалось, и какими-то большими успехами в этом деле похвастаться ещё не могла. То ли и в самом деле всё там знал один лишь беглый Александр Иванович, то ли его сообщникам пока удавалось всё на него валить и отговариваться своим незнанием, а у следствия не хватало улик как следует их прижать и разговорить, но что так, что этак дело старательно топталось на месте. Нас такое положение совсем не радовало, потому что начало очередного семестра тёзкиной учёбы в университете неумолимо приближалось, а никаких перспектив покинуть Троицкую башню так и не просматривалось. Самое поганое, повлиять на ход расследования мы никак не могли, а ведь хотелось… Но хотелки наши к делу не пришьёшь, вот и приходилось мириться с текущим положением. От безысходности я уже начал было прикидывать, что мы могли бы вспомнить или даже «вспомнить», чтобы дело сдвинулось с мёртвой точки, но тут сами сыщики со своей дотошностью и въедливостью дали нам за что уцепиться.
Обычно Денневитц и Воронков приходили порознь, а тут заявились вдвоём, да ещё какие-то очень уж довольные.
— Виктор Михайлович, тут у нас господин Вольцев в показаниях путается, — Денневитц вроде бы делился с тёзкой своей проблемой, но выглядел при этом довольным и предвкушающим нечто для себя приятное. — Я вот подумал, что вы сможете помочь нам в этой путанице разобраться.
— Да я бы с радостью, — тёзка выразил полную готовность. — Но как именно могу я помочь?
— Для начала внимательно прочтите, — он кивнул Воронкову и тот подал несколько листов бумаги. — Мы с Дмитрием Антоновичем отойдём пока…
Вольцевым, как выяснилось, оказался ассистент Шпаковского, которого я, было дело, заподозрил в противоестественных наклонностях. И да, путался в показаниях он знатно. В протоколе, точнее, копии протокола, что вручил тёзке Воронков, того Вольцева допрашивали на предмет выявления способностей господина Шпаковского, а заодно и пытались выяснить, где этот самый Шпаковский может прятаться, вот Сергей Петрович и принялся выписывать словесные вензеля, старательно уклоняясь от какой бы то ни было определённости в ответах. В целом ему это более-менее удавалось, но даже такой недоучившийся юрист, как дворянин Елисеев, парочку зацепок обнаружил.
Что ж, такую старательность стоило только приветствовать, но я задумался о другом. В чём вообще смысл такого захода Денневитца? Тёзку постепенно вовлекают в работу дворцовой полиции или просто проверяют его навыки по юридической части? Ну, второе, это вряд ли — кому выискивать в показаниях Вольцева нестыковки по чисто следственной части, и без дворянина Елисеева найдётся, значит, получается первое. А это тот самый шанс, пусть пока и без разговора о способностях по части необъяснимого, и шанс этот надо хватать обеими руками. Я обратил на всё это тёзкино внимание и настоятельно посоветовал товарищу показать себя господам сыщикам в лучшем виде, однако, подгонять тут тёзку никакой надобности не было, он уже и сам рвался в бой, даже сдерживал себя, когда сыщики вернулись, чтобы не казалось, будто он сам напрашивается им в помощники.
… — Итак, господин Вольцев, вы утверждаете, что Шпаковский не имел способностей к телепортированию, между тем как господин Елисеев показал, что именно Шпаковский учил его этому, при вашем, замечу, участии, — участие тёзки в допросе Карл Фёдорович решил устроить в виде очной ставки. — Потрудитесь дать пояснение!
— Покорнейше прошу простить, господин коллежский асессор, но я правду говорил! — затрепетал Вольцев. — Александр Иванович в самом деле не умел!
— Да неужели? — с ехидной улыбочкой поинтересовался Денневитц. — И как же тогда, позвольте узнать, он мог учить этому других? Уж просветите, господин Вольцев, не стесняйтесь!
— Александр Иванович говорил, что ежели знать, что делать надобно и иметь представление, как оно делается, самому уметь и надобности нет, научить и так можно, — бывшего шефа Сергей Петрович цитировал чуть ли не с восторженным придыханием. Но вообще слушать господина Вольцева было как-то странновато — не особо сочеталась его холёная и даже лощёная внешность с почти что простонародной манерой изложения…