…В постели Эмма Витоль… да какая там Витольдовна, просто Эмма, оказалась той ещё штучкой. Нет, многое из того, что мы по моей инициативе проделывали, стало для неё открытием, но эти открытия её только раззадоривали, и принимала она их с неподдельным энтузиазмом, искренней радостью и чуть ли не натуральным восторгом. Кое-чем и сама она сумела меня удивить, да вот хотя бы этим самым энтузиазмом, хе-хе. Да и бесстыдная отвязанность, с которой Эмма захлёбывающимся от возбуждения голосом комментировала мои и свои действия, тоже добавляла жару нашим безумствам. Надо ли говорить, что в этот день все учебные планы, если таковые и были, отправились, скажем так, куда-то не туда? Правильно, не надо, и так всё понятно.
Тёзкин организм, давно уже лишённый радости тесного общения с женщинами, показал себя во всей красе и мощи — даже не возьмусь подсчитать, сколько раз он под моим командованием брал штурмом неожиданно крепкое и упругое тело Эммы. Да, именно так — брал штурмом, для пущей остроты ощущений Эмма периодически изображала что-то похожее на сопротивление, которое, однако, я всегда преодолевал и устраивал даме нечто среднее между наказанием за наигранную строптивость и поощрением за бесстыдный артистизм. Точно помню, что первые два раза Эмму брал именно я, а уж как мы потом с тёзкой чередовались, так и останется белым пятном в истории.
Эти буйства продолжались ещё два дня, пока рассматривалось прошение Эммы, она сказала, что больше ей пока что учить дворянина Елисеева нечему, по крайней мере до того, как она сделает выводы по итогам его самостоятельных упражнений в целительстве, и теперь настала очередь тёзки учить её. Как и раньше с Аней Фокиной, вопрос о том, где сам Витенька научился этим ужасным, в смысле ужасно приятным, вещам, мы оставили без внятного ответа — Эмма же сама признавала, что дворянин Елисеев никогда не врёт, а просто иногда не договаривает, вот и в этот раз он не договорил. Но наконец прошение вернулось с разрешающей резолюцией временно исполняющего должность директора института доцента Кривулина, и ещё один день мы позволили себе провести в разнузданных удовольствиях, а уже на следующий тёзке предстояло провести первый самостоятельный целительский сеанс.
…Пациент уже ждал. Плотного сложения господина лет сорока к нашему приходу устроили в таком же кресле, в какое Эмма посадила тёзку, знакомясь с его предрасположенностью к целительству. Каким-то прямо уж очень больным господин не выглядел, должно быть, на первый раз начинающего целителя обеспечили не самым сложным пациентом. Жаловался тот пациент на боли в животе, регулярно одолевающие после еды.
Дворянин Елисеев придвинул поближе стул, уселся, изобразил ободряющую улыбку и взял мужчину за руку, сразу подключив внутреннее зрение, как называла это Эмма. Ну да, так и есть, нелады с желудком, почти наверняка язва, хорошо, что не сильно запущенная. На всякий случай тёзка присмотрелся и к другим органам. Не напрасно — не всё у господина оказалось в порядке ещё и с сосудами, похоже, пациент не особо внимательно относился к выбору своего рациона.
Исцеление больного тёзка начал в той же последовательности, что диагностику, то есть с желудка. Мне то самое внутреннее зрение было доступно только через тёзкино сознание, но тут у дворянина Елисеева возражений не имелось, так что я тоже видел, как язву, выглядевшую белёсым с рыжеватыми вкраплениями пятном, вдруг, повинуясь тёзкиному желанию, окружили ярко-голубые огоньки, быстро слившиеся в кольцо. Кольцо начало сжиматься, вскоре на месте язвы оказалось сплошное голубое сияние, ставшее постепенно меркнуть, и, наконец, полностью исчезнувшее — вместе с язвой. Примерно то же самое произошло несколько позже с сосудами, только там никакого кольца не было, просто по ним прошёл непонятно откуда взявшийся и непонятно куда исчезнувший ярко-голубой поток, не оставив за собой ни следа болезненных проявлений. От Эммы господин получил пожелание быть более умеренным в употреблении обильно перчёной и слишком жирной пищи, на чём его и отпустили.
— Что же, Виктор Михайлович, — Эмма аж сияла от гордости за ученика, — примите мои поздравления!
— Без вас, Эмма Витольдовна, я бы так не смог, — с достоинством произнёс тёзка.
Впрочем, настоящие поздравления и благодарности нам предстояли несколько позже и совсем-совсем другие…
Глава 8
Обо всем хорошем и ни о чем плохом
Не было бабе забот, купила себе порося… Эта народная мудрость кратко, ёмко и точно описывает последствия, что потянули за собой наши с Эммой отношения. Сами-то по себе те отношения всех нас более чем устраивали. В какую-то любовь-морковь они не переходили, эмоциональная связь оставалась на уровне взаимного удовольствия, однако нам хватало и того. Мне тёзка передавал управление телом намного чаще, чем оно было с Анечкой, так что я, можно сказать, отрывался тут по полной, набирая в молодом и здоровом тёзкином теле ударные дозы приятных ощущений. От той агрессивности, с которой овладевал Эммой поначалу, я как-то быстро перешёл к более мягким способам получения удовольствий, никогда не забывая позаботиться и о наслаждении женщины. Тёзка, когда занимался ею сам, не только погружался в наслаждение, но и иногда отслеживал состояние Эммы теми способами, которым она же его и научила, и вскоре уже мог в процессе тех самых телодвижений ещё и воздействовать на неё, заставляя женщину буквально растворяться в собственном восторге. А Эмма… Эмма, насколько я мог судить, была просто счастлива, что называется, здесь и сейчас, и жила регулярным обновлением этого своего счастья.