Согласился генерал Гартенцверг не сразу. Только-только был подавлен мятеж, жандармы активно шерстили военных на предмет причастности к заговору, и высовываться было бы глупо и неуместно. Но время шло, прошёл процесс над мятежниками и заговорщиками, всё как-то улеглось, и когда Василий Христофорович, тоже на время оставивший генерала в покое, напомнил о своём предложении, его превосходительство решился. Устроив отпуск своему доверенному лицу, штабс-капитану Тригорскому, Гартенцверг отправил его в Одессу, откуда тот вернулся уже вместе с будущими исполнителями плана. Яковлев не обманул и оплатил две трети расходов, но от личного участия в деле уклонился под предлогом того, что его полиция заподозрить как выгодоприобретателя от нападения на шантажиста может, а вот генерала уж точно нет.
Мы с тёзкой слушали рассказ генерала в четыре уха — два реальных и два виртуальных — и тёзка не нашёл в словах его превосходительства лжи или недоговорок, а я не обнаружил в них нестыковок и неувязок.
Переглянувшись с тёзкой и не получив от него сигнала о неискренности генерала, Денневитц принялся задавать ему вопросы, по большей части направленные на прояснение личности господина Яковлева, и тут нам с дворянином Елисеевым открылось много нового и интересного — господин Яковлев в описании Бакванского и господин Яковлев, как описывал его генерал Гартенцверг, по всей вероятности, представляли собой два лица одного и того же персонажа, вот только лица эти имели между собой не только явное сходство, но и бросающиеся в глаза отличия.
Яковлев Бакванского одевался вычурно и броско — одежда Яковлева генерала Гартенцверга являла собой безупречный вкус.
Яковлев Бакванского держался с напускной важностью — Яковлев генерала Гартенцверга проявлял к его превосходительству должное почтение без малейшего намёка на подобострастие, признавая превосходство собеседника исключительно по заслугам, а не по положению, то есть показывал в поведении должное воспитание и хорошие манеры.
Но в обеих своих ипостасях говорил господин Яковлев как-то слишком уж правильно, его язык что Бакванский, что генерал Гартенцверг воспринимали чрезмерно рафинированным и книжным.
А вот с описанием внешности таинственного господина генерал преуспел куда больше, нежели отставной чиновник — потому, видимо, что не отвлекался на разглядывание крикливо-безвкусного одеяния. По словам его превосходительства, было Яковлеву лет тридцать пять или сорок, лицо он имел круглое с узким подбородком и высоким лбом с изрядной залысиной, нос с лёгкой горбинкой, глаза карие, волосы тёмные, усы и бороду брил, носил очки с круглыми стёклами в серебряной оправе. Бакванский цвет глаз своего покупателя не помнил, узкого подбородка тоже, зато с уверенностью утверждал, что очков тот не носил.
Хуже получилось с уточнением деталей появления Яковлева у генерала. Не хотел его превосходительство называть имя офицера, по рекомендации которого Яковлев к нему явился, вот никак не хотел.
— Прошу меня понять, надворный советник, — вещал генерал, — я и так уже создал неприятности штабс-капитану Тригорскому, втянув его в это дело. Прошу, кстати, отметить, что действовал штабс-капитан исключительно по моему приказу, и ответственность за его действия я принимаю на себя. Если потребуется, я готов приказать штабс-капитану отвечать на все ваши вопросы. Но отягощать жизнь ещё одного офицера у меня желания нет, тем более, я совершенно точно знаю, что своей рекомендацией он никаких личных целей не преследовал.
Откладывать исполнение генералом своего обещания Денневитц не стал и немедленно распорядился привести Тригорского. Получив генеральский приказ, тот ответил: «Слушаюсь, ваше превосходительство!» и вытянулся в струнку. Честь отдавать не стал, потому как был в штатском и без головного убора.