— Доктор Гольц, что отвечает за лечение Дмитрия Антоновича в госпитале, заверил нас с Эммой Витольдовной, что не позднее послезавтрашнего выпишет пациента, — вернул я управление телом его законному хозяину. — Если, конечно, не возникнут какие-то непредвиденные обстоятельства. Но по нашей с госпожой Кошельной части они не возникнут, это совершенно точно.
— Отлично! — оживился надворный советник. — Вот с этого известия и надо было начинать! Хоть одна хорошая новость за день!
Глава 19
На грани
Если вдруг кому-то покажется, что неудачи со смертью капитана Фисенко и прояснением личности того, кто прятался под личиной исчезнувшего одесского жулика Яковлева, выбили надворного советника Денневитца из колеи и ввергли его в расстройство, спешу от такой ошибки предостеречь. Да, неприятно, но расстройство — это не про Карла Фёдоровича. Разбираясь в жизненном пути того, одесского, Яковлева и Яковлева, так сказать, нашего, Денневитц кое-какие подробности всё же прояснил.
Оказалось, ещё до того, как начать покупать у Бакванского сведения, компрометирующие некоторых непростых людей, Яковлев завёл знакомство с Курёшиным, секретарём коллекционера компромата, и тот за хорошую плату поведал Яковлеву, чем именно можно разжиться у господина Бакванского, а когда плату Яковлев несколько повысил, то и некоторыми подробностями поделился. В итоге Яковлев покупал у Аркадия Кирилловича именно и только то, что ему было нужно.
Допросил Денневитц и штабс-капитана Тригорского. Тот со всей ответственностью исполнил приказ генерала Гартенцверга быть со следствием откровенным, но толку от того исполнения оказалось не так и много. По словам Тригорского, в Одессу он ездил вместе с Яковлевым, но уже на месте сначала сам Яковлев переговорил неизвестно с кем, а уже затем сказал Тригорскому, к кому обращаться.
Впрочем, теперь это станет заботой больше Воронкова, когда он вернётся на службу. Дворянину Елисееву Денневитц велел вернуться к совершенствованию своих способностей, так что тёзка снова отправился в почти что уже родной Михайловский институт.
— Итак, Виктор Михайлович, — деловито начал доцент Кривулин, — я поговорил с Карлом Фёдоровичем, Александром Андреевичем и Эммой Витольдовной, и, полагаю, вам самое время обратиться к овладению техникой ускоренного внушения.
Ого! И когда это он успел с Денневитцем побеседовать? Что Александр Андреевич — это ротмистр Чадский, мы с тёзкой тоже сообразили не сразу. А Эмма, значит, решила любовнику помочь. Что ж, её понять можно — раз у тёзки нечто такое с доктором Гольцем уже получалось, то с этим своим новым навыком он может и спалиться, не зря же она тогда его предупреждала, чтобы не показывал это своё умение. А тут дворянина Елисеева как бы научат, и скрываться ему не придётся. Умная она у нас, что тут скажешь…
— Как и с целительством, перед началом обучения вам следует пройти изучение вашей способности к таковому, — напомнил Кривулин. — К сожалению, сделать это сегодня по ряду причин не получится, так что завтра, Виктор Михайлович, и приступим. Если, конечно, вы не возражаете.
Тёзка возражать не стал. Но необходимость поговорить с Эммой почувствовал прямо-таки острую, да и с моей стороны нашёл в этом своём желании самую активную поддержку.
Эмма приходу любовника обрадовалась, хотя и пыталась поначалу сохранять привычный образ слегка отстранённой умницы. Надолго, однако, её не хватило, и уже через пару минут мы вовсю предавались самым разнузданным наслаждениям, а ещё не знаю через какое время в счастливой обессиленности развалились на диване.
— Эмма, ты что? — в некотором недоумении спросил я, когда женщина вдруг покинула лежбище и, как была, голая, направилась в кабинет. Почему я спросил, а не тёзка? Ну вот, как с самого начала сложилось у нас так, что товарища в отношениях с Эммой привлекала исключительно телесная близость, а для меня подруга представляла ещё и чисто человеческий интерес, так и до сих пор, когда мы были вместе, управление нашим с дворянином Елисеевым организмом я в большинстве случаев брал на себя.
Вернулась Эмма с листком бумаги и карандашом, приложила пальчик к губам и устроилась за столиком. Карандаш почти неслышно зашуршал по бумаге, и через полминуты женщина протянула бумажку мне. Круглым и разборчивым почерком там было написано нечто озадачивающее:
Витя! Кривулин и Чадский готовят тебе какую-то пакость. Я не смогла узнать, какую, попробую что-нибудь сделать, но не знаю, смогу ли. Будь очень осторожен!
Ну вот, не было печали — черти накачали… И что бы это могло быть? Какая такая пакость меня ждёт? И связано ли это с занятиями по ускоренному внушению? Вопросов, короче, появилось множество, ответов — ноль.