— Итак, Виктор Михайлович, мне прежде всего надлежит удостовериться в вашей способности к овладению техникой ускоренного гипнотического внушения, — голос у профессора Хвалынцева оказался глубоким и низким, прямо как у хорошего священника. — Прошу вас снять пиджак и галстук, и занять это кресло в удобном для вас положении, — он показал на кресло, такое же, как в кабинете Эммы. От кобуры с «парабеллумом» тоже пришлось избавиться, передав её Чадскому. Ассистент Хвалынцева (с ним обошлось без взаимного представления) какое-то время регулировал кресло, чтобы дворянин Елисеев полусидел-полулежал в нём с максимальным удобством.
— Не ссы, прорвёмся! — грубовато подбодрил я слегка нервничавшего тёзку. Дворянин Елисеев ответил незамысловатым ругательством.
— Сергей Юрьевич, Эмма Витольдовна, Александр Андреевич, Евгений Леонидович, — последнее обращение адресовалось, надо полагать, ассистенту, — вас я попрошу подождать в приёмной, — принялся распоряжаться профессор. Едва те покинули кабинет, в руке Хвалынцева оказались серебряные карманные часы на цепочке, коими он принялся покачивать перед тёзкиным лицом.
— Какое время показывают часы? — спросил он.
— Половину одиннадцатого, — ответил тёзка, впившись взглядом в качающийся вправо-влево циферблат и начиная потихоньку соловеть.
— Вы слышите мой голос, — хех, ещё бы не слышать, таким голосом и мёртвых будить можно, — только мой голос… ваши веки тяжелеют… закрываются… вы слышите меня и только меня…
— Нет, — мысленно вклинился я в монотонное вещание Хвалынцева, — ты слышишь меня. Меня! Я — это ты, а он — чужой! Слушаешь меня — слушаешь себя!
Получилось у меня или нет, я пока что не понимал. Тёзка погрузился в транс и не отвечал ни мне, ни Хвалынцеву.
— Вы готовы отвечать на мои вопросы, — не унимался Хвалынцев. — Отвечать правдиво, ничего не утаивая.
— Ты будешь отвечать ему то, что скажу тебе я! — я тоже не собирался униматься.
— Да, — ура, получилось! Тёзка ответил мне мысленно, слова же Хвалынцева проигнорировал. — Я буду отвечать ему то, что скажешь ты.
— Вы готовы отвечать на мои вопросы, — повторил Хвалынцев. С моей подачи дворянин Елисеев сказал, что да, готов.
Последовала небольшая пауза, как я понимал, необходимая для возвращения в кабинет удалённых поначалу персонажей. Ага, так, значит, и планировалось — тёзка будет под гипнозом откровенничать, а они эти самые откровения выслушивать. Эмму, как я понимал, позвали на всякий случай, если столь важному пациенту вдруг поплохеет. Заботливые, мать их…
— Что вы умеете по части нашего института?
— Телекинез, телепортация, целительство, немножко пирокинез, — про внушение, так неожиданно получившееся с доктором Гольцем, дворянин Елисеев по моему наущению умолчал.
— Откуда у вас эти умения?
— Получил на занятиях с Александром Ивановичем Шпаковским, Сергеем Юрьевичем Кривулиным и Эммой Витольдовной Кошельной, — тут нам скрывать было нечего.
— Вы сделали несколько необычных и полезных предложений по службе. Вы придумали их сами или кто-то вам подсказал?
— Придумал сам, — а что ещё тут сказать-то? Ну да, и дворянин Елисеев их не придумал, и сам я тоже, но им-то зачем такое знать⁈
— Какую цель вы преследуете, обучаясь в нашем институте?
— Понимание моих способностей и их совершенствование, — врать опять не пришлось.
— Какую цель вы преследуете на службе в дворцовой полиции?
— Служить царю и Отечеству, — а что они хотели услышать? Да что бы ни хотели, хрен им по всей роже!
— Ваше самое сильное желание?
— Послать вас всех в жопу! — вообще-то сначала я хотел подсказать тёзке другой адрес, но в последний момент решил, что и этот сойдёт.
К сожалению, по названному адресу никто не отправился. Более того, по истечении полуминутной заминки кто-то, не иначе Хвалынцев, взял тёзку за руку и тут же я понял, что товарища сейчас осматривают так же, как мы с Эммой делаем это с пациентами. Нет, не совсем так. Никакие органы в тёзкином теле, кроме головного мозга, Хвалынцева не интересовали. Я хотел предупредить тёзку об опасности, но он впал в какую-то полную прострацию и меня не слышал. Я его тоже не ощущал, и даже не видел, как именно Хвалынцев копается в его мозгу. А вот это уже совсем хреново, потому что наверняка он, паскуда, копается… Чёрт, что делать, делать-то что⁈
Решение пришло как-то само собой. Я представил, как закукливаюсь в тёзкином мозгу и заматываюсь в кокон. Я маленький, совсем маленький, никто меня не видит и вообще меня тут нет, — внушал я самому себе и всей реальности в целом.
Прокатило. Не знаю, сколько прошло времени, но оживание тёзкиного сознания, пусть всё ещё пребывающего в трансе, я как-то то ли почувствовал, то ли просто угадал.