— Это же в начале прошлого года было? — с подчёркнутым безразличием поинтересовался тёзка.
— Да, в феврале месяце, — подтвердил Бежин.
В феврале… А в июне на Владимирском тракте моя дорожка пересеклась с дорожками дворянина Елисеева и наёмного убийцы Голубка. Можете, конечно, посчитать меня параноиком, но что-то мне кажется, что за четыре месяца можно было и того самого Голубка найти да с ним договориться, и в Покрове подобрать человечка, что сообщил бы о выезде тёзки в Москву. Хотя да, соглашусь, предположение с очень и очень большим таким допуском, но тут теперь ничего и не прояснишь — того, что знает Бежин, мало, Хвалынцева уже не допросишь, спросить самого Яковлева можно будет только когда его поймают, но нам-то как раз для поимки Яковлева оно и надо! Но, увы, копаться сейчас в этих прошлогодних делах — всё равно, что лепить снежную бабу из прошлогоднего снега. Впрочем, кое-какие мысли у меня имелись, и с тёзкой я ими чуть позже поделюсь…
Глава 30
О плохом прошлом и хорошем будущем
— Нет, почему же, — недолго подумав, возразил тёзка. — В суд, конечно, с этим не пойдёшь, но к Карлу Фёдоровичу можно. По мне, версия у тебя хоть и не лучшая, но и не худшая далеко.
Это дворянин Елисеев так оценил мои соображения насчёт того, что желание Яковлева его убить как-то связано с посещением тем Яковлевым Михайловского института. Пока мы ехали из института в Кремль, я с ним этими соображениями поделился и вот, получил оценку почти что юриста. На самом деле, именно такого восприятия я и ожидал, более того, даже где-то с ним соглашался, однако было бы интересно послушать аргументы, как тёзки, так и Денневитца, и посмотреть, насколько их аргументация совпадёт или не совпадёт с моей собственной. Сам я, как мне представлялось, оценивал версию вполне здраво, и прекрасно видел её слабые стороны — весьма вольное допущение, что «после этого» означает «вследствие этого», и практическую невозможность собрать прямые улики, это допущение подтверждающие. Сильная сторона имелась всего одна, зато мне она казалась перекрывающей все слабости — эта версия объясняла всё. Ну, всё, имеющее отношение к покушению на дворянина Елисеева, если точнее.
Выглядело всё это в моём представлении так: Яковлеву понадобились некие сведения о Михайловском институте, и он решил получить их, заведя в институте знакомства. Пришёл он в институт как клиент, попытался разговорить Бежина, а когда не вышло, воспользовался тем, что его перехватил Хвалынцев и узнал, что хотел, от Степана Алексеевича. Почему я считаю, что узнал? Потому что больше никаких попыток Яковлева подступиться к Михайловскому институту не было. Или, по крайней мере, таковые попытки остались нам неизвестными. Однако же полученные сведения привели Яковлева к необходимости устранения дворянина Елисеева. Вот, собственно, отсюда и растут слабые стороны версии — что такого сказал Хвалынцев Яковлеву, из-за чего тот так невзлюбил совершенно незнакомого ему человека, мы, боюсь, уже не узнаем…
Тем временем мы въехали в Кремль, тёзка по-быстрому переоделся в форменный сюртук и отправился на доклад к Денневитцу. Почти сразу явился и Воронков, однако начать Денневитц пожелал с доклада внетабельного канцеляриста Елисеева.
— Хм, думать он будет, — не особо одобрительно прокомментировал Карл Фёдорович реакцию Бежина на предложение помощи в возвращении к нормальной жизни. — Другой бы кто обрадовался, а этот, видите ли, подумает! Ладно, пусть подумает, я потом тоже подумаю, где ему помочь, а где и сам пускай справляется.
Ну да, понять Денневитца можно. Не каждому дворцовая полиция помощь предлагает, ох, не каждому, так что многие на месте Бежина и впрямь рады были бы, а он, такой-сякой-разэтакий, цену себе набивает, понимаешь…
— А Яковлев, поганец, и в Михайловский институт пролез, значит, — неодобрение в голосе надворного советника заметно усилилось. — Что-то у нас куда ни плюнь, везде в него попадёшь… Вы-то, Виктор Михайлович, сами как считаете, чего ради этого поганца в институт понесло?
Ну тёзка и выдал. Выдал всё то, что надумал на эту тему я, но, отдам ему должное, изложил мою завиральную идею куда стройнее и благообразнее, чем оно получилось бы у меня. Нет, определённо здешнее гуманитарное образование посильнее нашего будет, намного посильнее.
— Не слишком ли, хм, фантастично, Виктор Михайлович? — с явным сомнением спросил Денневитц.
— Не слишком, Карл Фёдорович, — тёзка так и не успел ответить, вместо него это сделал Воронков. — В свете того, что удалось узнать мне, совсем не слишком.