подвижная ракетно-техническая база (ПРТБ), гарнизонный госпиталь и Дом
офицеров. Есть также хороший ресторан, как я тебе уже говорил.
- Понятно, - сказал я, чуть повеселев. Кстати, пошли в ресторан –
поужинаем.
Мы отправились туда, заказали ужин и коньяк и старались подольше
растянуть это удовольствие. Поезд остановился на станции Мары. На
перроне сновала в основном военная публика, разбавленная местами
скуластыми и бородатыми туркменами с мешками. Женщин практически не
было. Люди передвигались почти в полной темноте, так как почти все
фонари на столбах оказались разбитыми. Стало темнеть. Передвижение
публики по перрону имело почти мистический характер. У меня было
чувство, что я оказался на другой планете. Поезд тронулся, мы
расплатились с официанткой и отправились по своим вагонам.
91
Мои соседи по купе – рыжий и старик с бородой в маленькой тюбетейке -
сидели около столика и ужинали.
- Ты знаешь, что ты занял мое место? – спросил я рыжего.
Тот засуетился и сказал, что он готов перебраться наверх.
- Ладно уж – лежи, - проявил я великодушие. Ты где выходишь?
- Я выхожу в Ашхабаде, - сказал рыжий. – Учусь в Ташкентском
университете и вот еду к родителям на недельку. Стипендия маленькая –
хоть наемся от пуза.
- А скольке тэбе дают стэпендия? – спросил старик-узбек.
- Всего двадцать восемь рублей, да еще на комсомольские взносы тройку
забирают...
- Как можно жить на такой дэнги? – удивился старик.
- Крутимся, - ответил студент, - занимаем у друзей, которые живут в
Ташкенте, подрабатываем, а, в основном, - хлеб, колбаса, кефир или
тошнотики.
- Что такой ташнотики?
Рыжий стал объяснять, но дед так и не мог понять, но потом, видно,
догадался:
- А, говно всякий в тесто пихают и жарят на один и тот же масло?
- Совершенно точно, дед, - обрадовался догадливости старика студент.
- Ничего, тэрпи, потом инженер будешь, большой дэнги будешь получать.
- Какие там большие, - вмешался я, рублей 100-120. Смешно даже. Любой
офицер после училища почти в два раза больше зарабатывает. На такие
деньги одному-то прожить трудно, а если семья?
- Да, - сказал старик, расчесывая бороду - псем трудна. Давайте спат
ложиться.
Я разделся, взобрался на верхнюю полку и сразу же уснул. Ночью часто
просыпался от тишины. Поезд останавливался на всех станциях и
полустанках и подолгу стоял. В результате, в Ашхабад мы приехали только
к восьми утра. Дул сильный ветер. Люди продвигались против ветра как
завороженные, а если ветер дул в спину, то бежали короткими шажками,
92
упираясь в землю ногами. Ветром сбило большой красный транспарант с
белыми буквами, призывающий крепить и наращивать. Деревянный каркас
транспаранта висел на одном гвозде. При очередном порыве ветра он
грозил зашибить прохожих, как бы напоминая им о важности написанного. Я
увидел нашего студента, рыжая голова которого выделялась на общем
фоне. Сам он и его почти пустая сумка не позволяли ему уверенно
продвигаться. Несло его как соломинку.
Обоим одновременно пришла мысль запастись жидкостью – впереди
пустыня. Мы, правда, пытались уже купить в ресторане ящик пива, но это
нам не удалось. Долго настраивались выйти из вагона, но, наконец,
решились и с трудом спустились по ступенькам. Я пережил такое
ощущение, что меня начали упорно колотить мешком, наполненным ватой.
Ноги не держали. Сергей через несколько шагов споткнулся и упал. Я
помог ему встать и мы, с трудом передвигаясь, пошли к главному входу на
перрон. Заскочили вовнутрь, купили все-таки в буфете ящик жигулевского и
направились в обратный путь. С ящиком, на удивление, оказалось идти
легче. Мы, почти не нагибаясь, гордо прошествовали к вагону Сергея.
Дальше ехать стало веселее, хотя из закуски к пиву были только несколько
кусочков сухой колбасы, нарезанные нам женщиной-блондинкой.
- А вы переносите вещи сюда, - сказала она через некоторое время, - мне
как-то с военными спокойней.
- Тюк поможешь перенести? - спросил я, обращаясь к Сергею.
- Спрашиваешь, - сказал тот и мы отправились за моими вещами.
В купе сидел узбек и еще какой-то пролетарий. Я приподнял нижнее
сиденье, увидел свою сумку, но тюка моего на месте не оказалось.