двух метров от нас. Закончив с офицерами, капитан взошел на небольшую
трибунку, скомандовал солдатам “нале-во” и “шагом-марш”, затем сошел с
трибунки и зашагал, немного волоча ноги, не к штабу, а в другую сторону.
- Похмеляться пошел, - сказал лейтенант с крупными чертами лица и
негладкой кожей, стоящий слева от меня, - пропадает человек...
- Первый раз встречаю еврея-алкоголика, - добавил низенький старший
лейтенант, стоящий справа от меня, с почему-то летными петлицами и в
летной форме, который еще больше походил на алкоголика из-за своего
бледного лица и красного носа.
Я познакомился со всеми, пожав руки и представившись. Запомнил после
этого первого знакомства по имени только того лейтенанта, который стоял
слева от меня.
Звали его Володя Ловинюков. Он сказал мне, что капитан через час
вернется в штаб и тогда надо будет отдать ему предписание и
определиться, а пока мы можем пойти в офицерскую столовую
позавтракать. Эта столовая располагалась в торце огромной солдатской
столовой. В другом торце находился вход в солдатский магазин, где
торговали папиросами, сигаретами, печеньем, конфетами и другими
самыми простыми и дешевыми вещами, которые на свою мизерную
зарплату мог купить рядовой или сержант.
Я зашел в офицерскую столовую и огляделся. Все места, кроме одного –
рядом с Володей - были заняты. Обслуживали в столовой солдаты-
азербайджанцы. Я подсел к Володе и, завтракая, стал задавать вопросы.
Тот был хмур и отвечал нехотя. Я, тем не менее, не прекращал спрашивать
и он, в конце концов заулыбался улыбкой хорошего, но не простого
человека. Как-то сразу он мне понравился.
101
- Тут, конечно, отнюдь не рай, - сказал он, - но люди везде привыкают.
Правда летом, когда я сюда свалился, чуть не охренел от жары. Это после
Германии, представляешь? Он рассказал, что в восточную Германию (в
Лейпциг) попал после подмосковья, где прослужил один год. Полунамеками
объяснил мне, что в Германии оказался по большому блату. Рассказал что-
то о своей любимой девушке, живущей в Москве, и ее высокопоставленном
родственнике, но я слушал невнимательно, переключившись на свои
проблемы.
- Мы сидели с ней в ресторане, - продолжал он, - и один немец с соседнего
стола подошел и пригласил ее на танец. Я сказал, что дама танцевать не
хочет. Тогда он послал меня на немецком, развернулся и ушел. Я не очень-
то знал немецкий и спросил ее, что он сказал. Она смутилась и
промолчала, но я все понял. Подошел к их столу, взял бутылку
шампанского и трахнул ему по башке. Потом схватил скатерть и дернул ее.
- Ну ты даешь! – восхитился я.
- Тот придурок быстро оклемался, но суд все-таки был. Мне припаяли
“условно” и послали сюда. Это лучше, чем в дисбате париться. Пойду к
своим размудонцам - связистам. Интеллигентами себя считают. Знаешь,
как они переделали строевую песню артиллеристов?
- Как?
Интеллигенты, точный дан приказ.
Интеллигенты, зовет отчизна нас....
- Управляться с ними не просто. Чтобы они слушались, нужно быть тоже
"интеллигентом". Они меня уважают, но подонки жуткие, особенно Рыжий –
ты еще его увидишь. Слово какое-то новое придумал - "урыли", и вставляет
его так удачно.
“При такой технике”, - сказал он мне, - “нас любые чурки, типа афганцев или
иранцев уроют”
“При какой такой технике?”, - спросил я его, прищурясь.
102
“Ну, я порыл, товарищ лейтенант”, - сказало мне это чудище.
- Большой интеллигент! - восхитился я.
- Интеллектуал, - согласился Володя.
В это время в столовую зашел новый двухгодичник, прибывший в часть
день назад. Он сел за наш столик и стал угрюмо смотреть на солонку,
стоящую посередине.
- Ты приехал один или с женой? – спросил его Володя добродушно.
- Во-первых, не с женой, а с супругой, а во-вторых, не тыкайте мне, - выдал
лейтенант.
- Оп-па, - сказал Володя, - у этого служба пойдет...
- Еще как, - подтвердил я.
После завтрака я зашел в штаб, нашел там кучерявого капитана,
повеселевшего по известной причине, и отдал ему предписание.
- Временно будешь у нас командиром батареи ПТУРС, - сказал он, потому,
что Воробей в дурдоме, а других офицеров нет. Вся батарея оставлена в
расположении для несения караульной службы. В офицерскую общагу тебя,