- Таких, как я, в армии называют “карьеристами”, - сказал Воробей.
Самое удивительное, что он рассказывал как будто о другом человеке –
все время улыбался и вставлял всякие фразки типа “вот таким макаром”,
“вот такие пирожки”, “век Москвы не видать”, “вот те крест” и другие. Я
невольно подумал, что ему бы хорошо пошла поповская ряса.
133
- Ты не переживай, - я на месяцишко, а потом опять в дурдом, - сказал он
бодрым голосом и выскочил в коридор, увидев солдата, направляющегося с
небольшим рюкзачком к казарме. – Ты чего понес? Живо ко мне!
Солдат с испуганными глазами подошел.
- Развязывай рюкзак и ставь на землю.
Солдат приказ выполнил. Воробей брезгливо пошевелил брезент, обнажив
горлышки бутылок портвейна.
- Пьете всякую гадость...Сейчас же разбей, осколки подбери и отнеси в
помойку.
Солдат разбил бутылки одна об другую, причем забрызгал себе
гимнастерку.
- Гимнастерку постираешь и доложишь командиру отделения.
- Есть! – сказал солдатик и с грустным лицом отправился за совком и
веником.
Казалось, что Воробей был везде одновременно. К примеру, слышался его
окрик из казармы, но если ты перемещался к автопарку, то и там мог
услышать, как он гоняет водителей. Я, для чистоты эксперимента, рванул к
артиллерийским складам и увидел Воробья, беседующего с начальником
артвооружения. Стало понятно, почему его панически боятся и слушаются
солдаты. Он как бы копил силы в дурдоме, а потом накопленная энергия
выливалась на головы бедных военнослужащих. Неукротимая его энергия,
правда, после трех недель постепенно начинала убывать и к концу
очередного месяца он покупал всегда одну бутылку водки, кой-какую еду,
запирал комнату и выбрасывал ключи в окно. Солдат, предупрежденный им
заранее, забирал ключи и в батарее воцарялось состояние всеобщего
кайфа. Воробей же после того, как выпивал бутылку, начинал барабанить в
дверь и окна и громко кричать “Помогите!” или “Убивают!”. Все соседи,
знавшие о запоях Воробьева, двери ему не открывали. Тогда тот выбивал
окно, аккуратно убирал осколки и шел за другой бутылкой. После этого он
спал несколько часов и шел за третьей. Все продавцы ближайших
магазинов были строго предупреждены о том, чтобы старшему лейтенанту
134
с безумными голубыми глазами водку не отпускали. Однако у Воробья была
своя агентура и явочные квартиры, где он получал искомое. После двух
дней запоя и выпитых пяти-шести бутылок он мог выйти в одних трусах во
дворик и спеть высоким голосом арию мадам Баттерфляй из оперы Чио-
Чио-Сан или баритоном арию Ленского из оперы “Евгений Онегин”. Потом
он начинал ловить кур у соседа-прапорщика и как правило засыпал у
курятника. Тут его и забирала карета скорой помощи и везла в
психиатрическую больницу, с которой был негласный договор, заключенный
командирами частей, о содержании военных алкашей в течении двух
недель в строгих условиях, т.е. в смирительных рубашках и под действием
психотропных средств. Воробей прошел эту процедуру уже несколько раз.
Его там хорошо знали, уважали за хороший голос и, как правило
препаратами не злоупотребляли. Весь обслуживающий персонал замирал,
когда из палаты доносилось:
Кто может сравниться с Матильдой моей,
Сверкающей искрами черных очей...
Впереди был целый месяц и Воробей наслаждался
властью. Я, наконец, понял, что мне повезло, потому что было заметно, что
командир мой этой властью делиться не собирается и это хорошо –
впереди целый месяц расслабухи. Все шишки теперь посыпятся на него, а
я сбоку-припеку. В этот же вечер я решил сходить с Ларисой в кино.
Показывали новый фильм “Белорусский вокзал”, о котором я уже читал
хорошие отзывы в газетах. Это был картина об однополчанах, которые
расстались 25 лет назад на Белорусском вокзале в Москве и теперь
встретились вновь. Я даже слышал по радио песню Булата Окуджавы из
этого фильма, которая мне очень понравилась. По телефону договорился
встретиться с Ларисой прямо перед сеансом у входа в кинотеатр. Лариса
сильно опоздала и мы вошли в зал когда уже по экрану перемещались
135
титры. Фильм начался и он меня захватил сразу. Мешала только подруга,