выстрелов собьем по пять банок. Кто собьет меньше, тот проигрывает. С
целью проверки , не услышат ли нас, я вылез из лога и крикнул Володе
"Огонь!". Он выпустил очередь и я услышал сильно приглушенный звук.
Потом мы приступили. Договорились стрелять стоя. В результате, я
выиграл. Следующее пари мы заключили на бутылку водки, что одной
очередью собьем каждый 10 банок. Выиграл Володя. Так мы выпустили оба
магазина и удовлетворенные вылезли наверх, однако тут же встретились
лоб в лоб с зам командира полка подполковником Славиным.
- Почему у вас в руках автоматы? - строгим голосом спросил он.
Я не выдержал и надерзил:
- А что, товарищ подполковник, лучше было бы если бы у нас в руках были
бутылки.
Подполковник Яков Абрамович Славин улыбнулся и сказал, чтобы мы шли к
людям.
"Замечательный все-таки человек этот подполковник", - подумал я. – " и
солдаты его любят и военный он по-настоящему профессиональный”. Я
знал о том, что в 1942 году, по окончании Кушкинского пехотного училища,
он был оставлен в войсках Туркестанского округа. Все его просьбы об
отправке в действующую армию не имели результата. Он прошел все
ступени — командир взвода и роты, командир батальона, командир
157
дивизионной школы младших командиров, — он после расформирования
школы был назначен в полк начальником тыла. Его заверяли, что это
только на год, но год растянулся на несколько лет. В академию его по
пятой графе не принимали. Ко времени моего появления в части он
прослужил в ТуркВО безвылазно около 30 лет. И при этом не согнулся, не
потерял веру в себя и людей.
У моих людей все было нормально: палатки расставлены, территория
вокруг убрана и даже подметена, на веревках между палатками весело
постиранное белье.
На другое утро на разводе Басов приказал моей батарее занять позицию на
ближайших горках, подогнать туда же тренажеры и провести до обеда
тренировочные стрельбы по целям на местности. Кроме того, взять восемь
комплектов химзащиты и "стрелять" в химзащите. У Куинова оказалась
высокая температура и он лежал в казарме. Я навестил его и узнал в чем
дело – у него заболел живот и начальник санчасти дал ему пачку
антибиотиков. Подозревает дизентерию. Я пожелал ему скорейшего
выздоровления и пошел к своим. Построил батарею и повел в горы. Уже
поднявшись на небольшое плато, мы увидели двухметрового варана. Он
сначала прижался к земле, потом, поняв, что мы движемся к нему,
приподнялся на всю длину своих лап и вдруг помчался с невероятной
скоростью и исчез в расщелине. Солдаты шумно обсуждали событие. Я
остановил их и дал команду разойтись. Через пять минут подъехали
тренажеры и развернулись передом в сторону долины. В окуляре
тренажера открывались наш полевой лагерь, главная дорога, связывающая
туркменские города и барханы за ней. Справа просматривались дома
окраины Геок-Тепе.
Начались занятия, которые казались мне увлекательной игрой. Пока одни
"стреляли" другие учились пользоваться химзащитой. Незанятые просто
сидели на земле и глазели по сторонам. Двое из них, отойдя по нужде,
наткнулись на очковую кобру, упорно не уползающую, хотя они и кидали в
158
нее камни и куски глины. Ни разу попасть не смогли - она уворачивалась.
Поиграв так немного, она сложила свой устрашающий капюшон и вмиг
исчезла. Солдаты побоялись отправлять естественные потребности в этом
месте. Один солдат наткнулся на варана, который шипел и щелкал
челюстями. Связываться солдат не стал. Двое с сапогов сняли приличного
размера скорпионов. В общем, природа высказывала свое недовольство
вмешательством в ее царство. Я от нечего делать тоже решил одеть
химзащиту. Это оказалось очень неприятным делом: натянуть на себя
резиновый костюм, плотно закрывающий тело, и противогаз при
температуре более 30 градусов, а потом залезть в тренажер и "стрелять". Я
приказал отставить с химзащитой.
- Жалко, что вы не первый ее одели, - съязвил Евстигнеев.
- Будешь выступать – продолжим, - сказал я.
Все недовольно зашикали на младшего сержанта.
Со стороны долины подул приятный ветерок. К полудню ветерок
прекратился и температура
поднялась еще на несколько