народа. Через полчаса подъехали к поселку Джебел и повернули на юг.
Через несколько минут приехали и пошли к берегу "озера", расположенного
среди барханов. Росли кустарники, напоминающие саксаул: листочки
настолько мелкие, что пучки их походили на елочные лапки. "Озеро" на
самом деле представляло собой русло пересыхающей реки
зигзагообразной формы. Вода в этой реке была такой же соленой, как в
Мертвом Море в Израиле (это было написано в путеводителе,
продающемся в киоске на остановке автобуса), а грязи - радоновые. Возле
озера построили курортный корпус, в котором жили отдыхающие, в
основном, старички, но мы к нему близко не подходили. В озере утонуть
было невозможно. Молодежь плавала цепочками, взявшись за руки и ноги.
Все были обмазаны с ног до макушки этой черной радоновой грязью со дна.
Она была действительно чудодейственной: все прыщи мои и нагноения на
ногах на второй день прошли. Простой, не отдыхающий в санатории, народ
располагался в неплотной тени кустарников, выпивал и закусывал. Нас тут
же пригласили присесть на коврик знакомые. Мы присели, выпили и
закусили.
Я стал вытаскивать нашу бутылку, но знакомые сказали, что пока не надо –
у них этого добра много.
"Живым бы отсюда уйти", - подумал я.
Володя привстал и сказал, что он на пять минут удалится.
Веселье разгоралось. Я предложил пойти охладиться (а вода, правда, была
прохладная), а потом продолжить. Женщины меня поддержали. Все
отправились к воде, организовали поезд и с криками "Ту-ту!" стали
продвигаться к другому берегу. Потом раздумали и повернули в обратную
192
сторону. Вышли из воды, обтерлись и сели на ковер, чтобы продолжить. В
этот момент подбежал очень загорелый пацан и сказал, что нашего
человека бьют.
- Где? Вскричал я, вскакивая.
- Вон там, - показал пацан.
Я побежал и увидел, что Володя стоит в воде по пояс, держа в руках палку,
а около него два туркмена с большими дрынами. Я посмотрел вокруг и
увидел подходящее орудие – кусок высохшего ствола. Схватил его, поднял
над головой и пошел на нападавших с индейскими криками. Те посмотрели
в мою сторону и я вдруг узнал старых знакомых, с которыми приехал
первый раз в Небит-Даг. Приближаясь к ним я заорал:
- Слава, Гена, Леша, Сакен, Лева, давайте сюда – здесь нашего Володю
бьют. Нападающие побросали палки и поплыли на другой берег. К этому
моменту подошли наши знакомые в бойцовском настроении и их подружки.
Володя вылез из воды и я увидел на его ноге кровоподтек.
- Это что?
- Да дрыном задели, но вскользь.
- А что было-то?
- Я пошел отлить, а они сидели, показывали на меня пальцем и ржали. Ну,
я подошел и пнул их бутылки. Тому, который вскочил, я попал хорошо в
скулу и он свалился, а второй поднялся с ножом в руках. Я вырвался,
схватил первую попавшуюся палку и огрел его, но они бросились на меня
вдвоем. Я побежал к воде, а тут и ты подоспел.
Володя похлопал меня по плечу с благодарностью во взгляде.
- А ты не мог пройти спокойно? Тебя "лавры" в Германии ничему не
научили? – спросил я его.
- Ты бы тоже не вытерпел, если бы на тебя показывали пальцем и
смеялись.
- Не знаю.
Все вместе мы отправились залечивать раны нашего товарища.
193
Как добрались обратно оба вспоминали потом с трудом. Володя после этой
драки стал потреблять каждый день. Я увещевал его , что делать этого
нельзя, так как организм требует отдыха. Я рассказал ему, что существует
печень и другие органы, которые не терпят постоянного потребления
спиртных напитков. Он каждый раз слушал меня, насупившись и уверял, что
завтра завяжет.
- Меня эта вонь выводит из себя, - сказал он, развели тут, суки кулацкие,
сельское хозяйство.
Дело в том, что в смежной к нам квартире поселился прапорщик со своей
семьей. Сначала прапор завел кур. Мы это поняли, когда рано утром нас
разбудил петушиный крик. Потом он поставил высокий забор из горбылей,
отгородив свою территорию. За забором через неделю мы услышали
гусиное гоготание и "блю-блю-блю" индеек. В один из вечеров в наши носы
ударила ужасная вонь. Мы вышли на крыльцо и услышали за забором
хрюканье.
- Я напиваюсь из-за этой вони, - сказал Володя.
- Может, пожалуемся командиру – что это они тут развели!
- Ни хрена, я узнавал – имеет право.