Что представлял собой абвер до Канариса?
Это был небольшой отдел военного министерства, в котором работало восемь — десять офицеров и несколько технических сотрудников. Абвер до «эры Канариса» делился на два сектора — «Восток» и «Запад» и имел своих представителей (их было тогда всего семь) в военных округах. Общее число сотрудников абвера накануне назначения Канариса составляло примерно сорок человек.
Слово «абвер» в переводе означает «отпор», «защита». После поражения Германии в первой мировой войне и подписания Версальского договора из официальной терминологии изгонялось все, что могло напомнить о военных приготовлениях и агрессии. Так военный шпионаж стал именоваться «защитой» — абвером. В соответствии с этим обязанности отдела абвер были на первых порах сравнительно скромными, его задачи — ограниченными. Он должен был собирать сведения об иностранных армиях и организовать борьбу со шпионажем, направленным против рейхсвера.
Однако столь узкое поле деятельности отнюдь не отвечало планам Канариса. Он пришел в абвер с готовой программой действий, со своим пониманием задач разведки в тоталитарном государстве и в буржуазном обществе вообще, со своей концепцией о месте и роли разведывательной службы в жизни государств и народов. Долголетний сотрудник Канариса Леверкюн, выпустивший книгу о германской секретной службе в годы войны, писал: «Канарис… был более чем номинальным главой абвера. Абвер был порождением его взглядов и воплощением его личности… Не будет преувеличением сказать, что абвер был Канарисом, а Канарис — абвером».
После прихода Канариса абвер стал быстро разрастаться. Уже через три года маленький отдел превратился в огромное управление — только центральный аппарат его насчитывал примерно 4 тысячи сотрудников. А спустя четыре года Управление разведки и контрразведки было переименовано в отдельное ведомство. Но по числу служащих и влиянию в системе рейха оно заняло место министерства.
Однако дело не только в количественном росте аппарата Канариса. Он ввел новые принципы построения абвера, вытекавшие из его понимания задач и целей разведки.
Среди немногих безделушек, служивших украшением адмиральского кабинета, была бронзовая статуэтка, изображавшая трех обезьян: одна поднесла руку к глазам, как бы смотря вдаль, другая приложила ладонь к уху, третья предостерегающе поднесла палец к губам. Канарис часто повторял, что эти фигурки — символ разведки, ибо разведка все видит, все слышит, но ничего не говорит.
Вообще, убранство кабинета двуликого адмирала было тщательно продумано, а поэтому в какой-то мере отражало характер хозяина. В кабинете висели две фотографии: предшественника Канариса на посту начальника германской военной разведки в годы первой мировой войны, автора фундаментального теоретического труда о разведке полковника Николаи и… собаки Канариса — таксы редкой окраски, которой он дал ласковую кличку Зеппль. В канун войны к этим двум снимкам присоединилась фотография большого друга Канариса испанского каудильо Франко со слащавой надписью.
Фотографии эти имели символическое значение. Что касается полковника Николаи, то его труды были исходным пунктом, толчком к формированию воззрений самого Канариса. Правда, шеф абвера пошел значительно дальше Николаи, а по ряду вопросов теории и практики разведывательной службы придерживался прямо противоположных взглядов. Тем не менее он считал Николаи отцом германской военной разведки и испытывал к нему большой пиетет. Портрет Николаи как бы напоминал фашистскому адмиралу о необходимости завершить то, что было начато германским империализмом в первую мировую войну.
Фотография собаки Зеппль была призвана «утешать» Канариса, когда он предавался философским размышлениям о порочности человеческой натуры. Канарис проповедовал философию презрения к людям — он не верил в человеческую порядочность, верность, моральную стойкость, в стремление к правде и справедливости.
К Канарису вполне можно отнести слова, которые в свое время Талейран сказал о Фуше — начальнике разведки Наполеона: «Фуше оттого так сильно презирает людей, что он слишком хорошо знает самого себя».
Для Канариса человек был воплощением преступных наклонностей, честолюбия, лживости, предательства, грязных, низменных инстинктов. Другое дело — собака. Когда вечером 23 июля 1944 года к адмиралу явился Шелленберг, чтобы арестовать его, Канарис, прощаясь со своей таксой, прослезился и сказал эсэсовскому генералу:
— Шелленберг, всегда помните о верности бессловесных тварей. Видите, моя такса держит все в тайне и никогда не предаст меня, а этого я не могу утверждать ни об одном человеке.