А уже на лестнице я упала. Это произошло очень неожиданно для всех, и я солгала бы, сказав, что не успела испугаться. Я испугалась, потому что помнила, чем окончилось моё предыдущее падение на злополучной лестнице. К счастью, когда ноги отказали мне, Локи был рядом и успел поймать меня с присущей ему ловкостью. Я слегка покачивалась в его надёжных руках (а может, это покачивался изменчивый мир вокруг меня — я толком не понимала) и не могла даже сосредоточить взгляд на муже. Тело бросило в жар, стало нечем дышать, я только и сумела, что раскрыть губы, точно рыба, злым случаем выброшенная на берег.
— Сигюн? — испуганное побледневшее лицо господина склонилось надо мной, Локи мягко опустился на одно колено прямо на ступенях, всё ещё удерживая меня, высвободил ладонь, коснулся моего лба. Мне показалось очень странным, что обычно такие тёплые руки бога огня в тот раз оказались прохладными. — Да ты горишь… — нахмурившись, прошептал он, после чего с лёгкостью перехватил меня и поднялся на ноги, взлетел по ступеням вверх. — Лекаря сюда, — распорядился он у дверей в мои покои, и голос его был таким жёстким и зловещим, что один из стражников, приставленных к ним, сорвался со своего места, словно ужаленный. Озабоченный ас вошёл в покои, бережно уложил меня в постель, укрыл покрывалом.
— Не хочу, Локи, — жалобным слабым голосом простонала я, стараясь сделать полноценный глубокий вдох, — жарко… Мне так жарко, отпусти…
— Потерпи, — он сел рядом, убрал волосы с моего лица, зачесав их ладонью назад, склонившись, коснулся губами лба, а затем отстранился, поморщившись, точно обжёгся. — Ничего не понимаю, — прошептал в сторону, — с чего бы это вдруг?..
Когда явилась Хельга, я уже пребывала в беспамятстве, только судорожно сжимала ослабевшими пальчиками свой живот и шептала нечто вроде: «Мой малыш… Как жарко… Нечем дышать…» Я не испытывала боли, но задыхалась. Воздуха не хватало, а горло пересохло, точно меня засунули в огромный очаг, в огонь. Руки дрожали. Прохладная ткань опустилась мне на лоб, прошлась по щекам, шее, груди, сорвав с губ сдавленный стон блаженства. Я пришла в себя и приоткрыла глаза. Мир расплывался, и я видела перед собой только тёмные пятна, смазанные очертания. Двое стояли у камина, слышались приглушенные голоса, смутно мне знакомые. Я затаила дыхание, прислушалась.
— Что это, Хельга? — ледяной, бесстрастный тон, но за внешней сдержанностью таилась дрожь — то ли волнения, то ли злости.
— Пока неясно, повелитель, — робкий, приглушённый, осторожный, точно вот-вот разразится буря. — Никаких внешних повреждений, никаких первопричин, никаких признаков угрозы для ребёнка, да и для госпожи тоже…
— Ты хоть понимаешь, что говоришь?.. — тихий голос дрогнул от злости, и тотчас его перекрыл звон пощёчины. Мои ресницы встрепенулись, но я ещё не до конца понимала, где нахожусь. — Ты госпожу свою видела или ослепла вконец?! — глубокий мужской голос сорвался на крик высшего раздражения, затем смягчился, пусть и не утратил переполнявшей его глухой ярости. — Лучшая лекарь Асгарда, а глупа, как дерево. Соберись! — Локи помолчал, вздохнул глубже, как делал всегда, когда понимал, что необходимо успокоиться. — Яд?..
— Может и глупа, да только никто в любом из миров, где есть лекари, не даст Вам ответа, повелитель. Ставлю голову на отсечение, — ответила женщина с нескрываемой обидой, какую я никогда прежде не слышала в голосе спокойной и понимающей прислужницы. Мне стало жаль Хельгу. Оскорбление бога огня было несправедливым, а реакция — необдуманно бурной и эмоциональной.
— Не клянись пустой головой, которая и ценности-то не представляет, — огрызнулся хозяин золотого чертога больше для порядка. Едва ли слова служанки могли его хоть сколько-нибудь задеть. — Отвечай, когда господин спрашивает тебя.
— Нет такого яда, который не оставляет никаких следов. Ничто не отравляет госпожу, я удостоверилась в этом прежде всего. Да и хотели бы убить — убили бы мгновенно, а если хотели бы отомстить, то избрали бы что-то мучительнее жара.
— Пошла вон…
Миновало несколько долгих, бесконечных дней, в которые я почти не покидала постели. Я испытывала слабость, мучительную давящую слабость, почти бессилие, беспомощность, от которой хотелось плакать и скулить. Я много спала и много бредила, а когда приходила в себя, Локи неизменно оказывался подле меня. Он смотрел на меня таким странным взглядом: и потерянным, и сострадающим, и как будто виноватым. Чуткий супруг заботился обо мне, ни на минуту не оставлял без внимания. По крайней мере, в те моменты, которые я помнила.