— Что… Что ты сделал со мной?.. — неслушающимся языком с трудом выговорила я, ощущая, как земля уходит из-под ног. Я не могла быть такой, это страшная ложь, морок. Я бы никогда не возжелала другого мужчину, особенно такого неприятного и отталкивающего, как чернявый полукровка. Последний, не колеблясь, затащил меня в тесный мрачный зал, может, и вовсе отведённый прислуге, бросил на пол, избавился от штанов, трещавших по швам.
— Короткое, но о-очень полезное заклинаньице, — подтвердил мои худшие опасения мерзавец, сладострастно улыбнувшись и пройдясь несколькими быстрыми движениями по своей напряжённой плоти. В тот миг, задохнувшись от возмущения, смешанного с навязанным вожделением, я поняла где-то на окраине сознания, насколько гармоничен и не обделён природой бог огня, но, оказывается, вовсе не все мужчины могли похвастаться его достоинствами. Тонкий, как и весь Бьярн, гораздо более короткий, чем я привыкла, он вызывал во мне скорее сострадание, нежели должный трепет и восхищение. И всё же чужие чары порабощали меня. Я почти не сопротивлялась, когда он раздвигал мои бёдра в стороны, дивясь заманчивой гибкости, когда прорезал в положенном месте полосу в ткани небольшим клинком, чтобы не возиться со штанами.
Я подыграла ему, но не сдалась. Преодолевая морок, я следила за кинжалом, впопыхах отброшенным в сторону, и стремилась незаметно дотянуться до него. Как слуга я не могла носить при себе оружия, а спрятанный за пазухой нож ловкий Бьярн — да поглотит тьма Нифльхейма и его самого, и проклятую ловкость! — обнаружил и отнял сразу. Край его мужской гордости прошёлся по внутренней стороне моего бедра, поднимаясь к самому сокровенному. Его прикосновение обожгло кожу, отрезвило, и я поняла: сейчас или никогда! Извернувшись, схватила клинок и подалась вперёд, приставляя его к горлу чужака. Он лишь ухмыльнулся, снова показывая хищный оскал.
— Не старайся понапрасну, — с паскудной насмешкой протянул он, поглаживая ладонями мои бёдра, но всё же замерев в нерешительности, — тебе не превозмочь чары, не унять жажду плоти, — руки дрожали и ходили ходуном, но я крепко, судорожно сжимала кинжал. И всё же не могла. Не могла убить его, освободиться. Были ли виной тому упомянутые чары или моя нерешительность, но я не находила в себе сил перерезать мерзавцу горло, хотя кисть моя призывно вздрагивала. И вместе с тем так же призывно покачивались бёдра. Рассудок и морок разрывали меня пополам. И он знал это. — Ни одной привязанности, даже самой искренней, не преодолеть заклинания самой Г…
Но договорить Бьярн не сумел. Послышался страшный шум и грохот, точно раскат грома расколол своды над головами, затем, судя по звукам, в пиршественной зале поднялась дикая суета, раздались крики и лязг оружия, а уже в следующий миг рыжая молния промелькнула перед моими глазами. Грациозным звериным прыжком Локи сбил подлеца, и они с руганью прокатились по земле. Впав в окончательное замешательство, я отползла спиной к стене, всё ещё сжимая в дрожащей ладони клинок. По щекам моим текли слёзы стыда, раскаяния и… разочарования. Борьба длилась недолго: бог огня оседлал противника, обхватил его скулы и сделал короткое резкое движение. Раздался жуткий хруст, и голова Бьярна так и осталась бессильно повёрнутой в сторону. На лице замер испуг. Глаза начала заволакивать мутная пелена.
Локи поднялся на ноги, отряхнулся, отёр кровь со щеки. Наряд подружки невесты изрезанными лоскутами свисал у него с пояса. Рубашка также была исполосована и кое-где окрашена кровью в алый цвет. Я закусила губу, но вместо страха и волнения испытала новую волну возбуждения. Не владея собой, я дрожала, сжавшись и прильнув к стене. Бог обмана лениво приблизился ко мне, точно ничего и не случилось, но лицо его было бледнее смерти, а глаза сверкали такой яростью, что на миг мне всё же стало не по себе. Затем сомнения поглотили чары, черпая силу в новом объекте воздыхания. Я ощущала его запах, не могла оторвать глаз от часто вздымающейся после схватки сильной груди, от раскрытых губ. Локи склонился, ласковым движением коснулся плеч, а затем схватил меня и выдернул из состояния оцепенения, грубо подняв на ноги и прижав к стене.
— Ты что, рассудка лишилась?! — в бешенстве закричал он, приложив меня затылком о камень. Голос его скакал, руки дрожали то ли от злости, то ли от возбуждения. Мир перед глазами затуманился, но я всё ещё видела перед собой его губы, искажённые гневом. — Почему ты не убила его?! Задержись я на минуту, и было бы поздно! — его голос сорвался. Сорвалась и я. Всем телом прильнув к желанному богу обмана, я, забыв осторожность, впилась в его губы, уронила кинжал на пол, запустила пальцы в огненно-рыжие волосы. Повелитель, казалось, оторопел, затем с леденящей жёсткостью оттолкнул меня, вновь ударив о стену плечами и головой. Я раскрыла полные губы, застонала больше от огорчения, нежели от боли. Я утратила остатки разума. Тело не подчинялось мне. Я хотела его безудержно, исступлённо, слепо, извиваясь, как кошка, в его руках.