Острая боль вырвала меня из забытья, отчего я не сумела узнать, что же произойдёт дальше. Застонав, я приоткрыла глаза, которые слепил яркий солнечный свет. Дрогнувшие кончики пальцев сами собой потянулись к шее, к тому злосчастному месту, на котором в своё время Локи вырезал защитные руны. Давно забытые и зажившие шрамы вскрылись, подобно свежим ранам, и закровоточили. Я ощутила это, коснувшись горячей вязкой крови, стекавшей по шее, и не сумела сдержать судорожного вздоха, разбудив спящего на полу у подножия постели лекаря. Хельга встрепенулась. Оказалось, что я не приходила в себя три долгих дня. Оказалось, что раны действительно открылись, и защитное заклинание было сломлено. Оказалось, что мой странный сон был и не сном вовсе, а видением, пророчеством.
Миновало больше года с тех пор, как Один и Локи покинули Асгард, а я ни на минуту не забывала таинственное предсказание судьбы. Те месяцы я прожила, как в тумане, словно во сне, и сумела сохранить рассудок только благодаря поддержке и утешению подросшего сына. Ему едва исполнилось семнадцать лет, однако Нарви уже успел повзрослеть, слишком многому ему довелось стать свидетелем за свою короткую жизнь, увидеть, узнать, прочувствовать. Сын оказался наделён поразительным даром проницательности, его соколиные глаза видели всё, что творилось внутри собеседника. Нарви видел и различал ложь, его было невозможно обмануть ни с добрыми намерениями, ни со злыми. Сын бога обмана сам презирал и отвергал неправду и неискренность. Его твёрдое плечо и неиссякаемая преданность и любовь к госпоже спасли, исцелили меня, позволили выстоять в то неясное и непростое время.
По моим ощущениям, истекла вечность, прежде чем верховные боги возвратились в Асгард. Только появление их не принесло ни асам, ни ванам обычной радости и облегчения. Страх и скорбь разлились в воздухе, солнце скрылось в мутной дымке, птицы оборвали свои трели. Всё вокруг замерло, затаилось. Я ощутила ледяное дыхание зимы, беззвучные шаги смерти. Один и Локи шли неразговорчивые, мрачные, понурив головы, словно побеждённые. А за ними в город вошла она. Та, кому могущественнейшие из асов больше не могли воспрепятствовать.
Глава 19
Гулльвейг вступила в Асгард как победительница, как хозяйка, и Хеймдалль не сумел помешать ей, потому как слово и проступок Всеотца дали колдунье силу и власть. Но тогда ещё никто из нас не знал об этом. С приходом великанши жизнь в светлой и радостной обители богов изменилась. Страх, тоска и дурные предчувствия овладели асами и ванами. Нечто такое разливалось в воздухе, как губительный яд, разносилось ветром, проникало в нас с каждым новым вздохом. Первыми пострадали провидцы. Фригг тяжело заболела и закрылась в своём чертоге. Один не поспешил ей на помощь, казалось, он и сам был сломлен — ходил тихий, задумчивый, потерянный, всё реже показывался в Асгарде, не покидая пределов Вальхаллы. Локи скрылся в своих покоях в первый же вечер по возвращении и никого к себе не подпускал. Я мучилась щемящей болью в груди и головокружением, лишавшим ясности мыслей.
Асгард впал в смятение, а Гулльвейг вольно разгуливала по нему с жестокой надменной ухмылкой на губах, переходя из одного чертога в другой, хотя нигде не была она желанной гостьей. Однако если Один-Всеотец не сумел воспротивиться ей, то его дочери и сыны не смели тем более. Скорбь и холод опустились на крепость асов. Казалось, солнце больше не грело, а северные ветра прилетали из Йотунхейма и Нифльхейма всё чаще. Начали увядать цветы, покинули город птицы. Больше не раздавались дивные мелодии и чудесная музыка: Браги и его последователи поникли, отчаялись, забросили струны. Вечно молодая прекрасная Идунн лишилась воли от страха и одолевавших её злых мыслей, побледнела, ослабла и одной тихой ночью устремилась прочь из мира верховных богов.
Исчезновение Идунн ещё сильнее ослабило нас: некому больше было собирать её чудодейственные золотые яблоки, волшебный сад начал медленно погибать, и асы ощутили смердящее дыхание старости. Силы, молодость и красота стали покидать нас, а в сердца, отравленные явлением Гулльвейг, закрадывался жуткий неуправляемый страх. Оттого-то обитатели Асгарда сделались раздражительными, непримиримыми, злыми и агрессивными. Стало неспокойно ходить одной, чего я не помнила с самых ранних своих лет. Ненависть к проклятой колдунье росла с каждым днём, но не находила выхода, губя лучшее, что оставалось в нас. Медлить дальше оказалось невозможно, и тогда Один и Фрейр спустились по Биврёсту и отправились на поиски доброй богини юности.