Я успела совсем продрогнуть на холодном ветру, когда к пепелищу явился он. Локи шёл медленным шагом, держась ладонью за голову и шатаясь, точно был пьян или ранен. Длинные волосы отбрасывали жутковатые тени на бледное лицо, склонённое к земле. Невидящие глаза отливали раскалённым золотом, горели яростью, красиво очерченные губы перекосило от ненависти. Руки его дрожали от гнева, длинные пальцы были напряжены, и жилы на тыльной стороне ладоней проступали чётче, разгорались огнём, как мне уже доводилось видеть. Я испугалась и отпрянула, но двуликий бог точно и не видел меня вовсе. Его влекла Гулльвейг и то немногое, что от неё осталось. Он вздохнул, прошёлся мыском сапога по пепелищу, будто что-то искал.
— Локи… — неподчиняющимся голосом позвала я и, несмело приблизившись со спины, дотронулась до его плеча. Он вздрогнул, словно моё прикосновение причиняло боль, повёл плечом. — Локи, уйдём… Пожалуйста, давай уйдём отсюда… — голос надломился, и я больше ничего не сумела сказать. По неясной даже мне самой причине горло заполонили слёзы, хотя я ещё не понимала, что оплакивала. Из груди вырвался судорожный вздох. Ветер снова ударил в лицо, взметнул волосы, вызвав колкие мурашки по всему телу. Мы остались вдвоём, но неотступно ощущалось присутствие кого-то ещё — в каждом вздохе, в каждом шелесте листвы на деревьях. Бог огня выкинул руку в сторону и безжалостным движением отстранил меня прочь, так и не сказав ни слова. Жест показался мне очень жёстким, непреклонным, решительным.
Лукавый ас нашёл, что искал, точно заранее знал, что его ждёт. Я не знала и была поражена, когда среди необычно тёмного пепла, рассыпавшегося в разные стороны, обнаружилось сердце золотой колдуньи. Живое, не тронутое огнём. Казалось, оно вот-вот встрепенётся, забьётся снова. И хотя мне доводилось видеть вещи намного более страшные, меня вдруг замутило, к горлу подступил ком тошноты. Я прикрыла дрогнувшие губы ладонями. Она не ушла. Не сдалась, не была побеждена. Всё только начиналось. Дрожа, точно его лихорадило, Локи опустился на корточки, коснулся кончиками пальцев сердца великанши, запульсировавшего, разгоревшегося, засиявшего. Я невольно вскрикнула. Голос заглушили ладони, но яростный ас расслышал, обернулся.
— Ты всё ещё здесь? — с раздражением бросил он, даже не подняв на меня глаз. Его ледяной пренебрежительный тон ранил не хуже удара хлыста. Я не узнавала своего мужа. — Тебе здесь не место, Сигюн. Возвращайся в чертог.
— Остановись, Локи, ты совершаешь ошибку, — растерявшись, пролепетала я в ответ, сама не своя от ужаса и огорчения. Голос дрожал и пропадал, взор затуманивался от зарождавшихся слёз. — Пожалуйста, послушай меня… Не прикасайся к нему.
— Замолчи, — огрызнулся Локи и взял в левую руку сердце, всё больше пробуждаемое к жизни его силой. Горящих глаз коснулся знакомый, но, казалось, забытый изумрудный отблеск. При виде него у меня перехватило дыхание, однако, сжав руки в кулаки, стиснув зубы, я вновь сделала к нему шаг. — Та сила и власть, которые я так долго искал… Теперь в моих руках.
— Ты не в себе, не понимаешь, что говоришь… — я схватила его за руку. Сердце Гулльвейг билось, как живое, издавая мерный и жуткий однообразный звук, всё нараставший и нараставший. — Избавься от него! Избавься, пока не поздно!
— Я велел тебе замолчать! — Локи совсем немного повысил тон. В крике не было необходимости: меня оглушила его звонкая пощёчина с правой руки. Мужчина не рассчитал силы, и я отлетела прочь, упала на землю в нескольких шагах от него. Голова будто раскололась, пару минут перед глазами стояли яркие цветные вспышки, в ушах гудело. Едва оправившись, я устремила на него взгляд заплаканных непонимающих глаз, но столкнулась только с жестокой усмешкой на его губах и холодным безразличием лица. Повелитель утратил ко мне всякий интерес. В нём не было больше ни любви, ни даже жалости. Только ненависть и алчность горящего безумством взгляда. Он сжал пальцы, и сердце колдуньи в его руке вспыхнуло алым пламенем.
Локи прикрыл глаза, словно от удовольствия, медленно вдохнул через нос, будто уже ощущая аромат столь желанной ему проклятой силы. Первые минуты сердце горело, но теперь оно плавилось подобно зачарованному цветку, однажды проросшему в нашем саду, и золотые капли падали ему на ладонь, тотчас впитываясь в кожу. При этом оно билось всё медленнее, всё тише, но так и сияло калёным золотом, точь-в-точь как глаза лукавого аса. Они становились единым целым — Локи и Гулльвейг, бог огня и могущественная колдунья, и я никак не могла этому помешать, не находила сил даже подняться. Яркий золотой свет слепил меня, обжигал лицо, высушивал слёзы. Едва зажившая шея дико болела, сводя с ума страданием. Наконец, всё прекратилось. Повелитель поглотил сердце ведьмы-великанши, впитал в себя её силу, колдовскую власть, знания и мудрость. А вместе с ними ненависть, ярость, злобу. Я смотрела на его ожесточённое лицо и больше не узнавала мужчину, которого когда-то любила. Я не смогла его уберечь. Всё было кончено.