Отдышавшись, я осторожно выпрямилась, вновь устремила взгляд в просторный, залитый солнцем зал. Ньёрд восседал по правую руку от Всеотца, такой счастливый, беспечный, гордый оказанной ему благосклонностью. Он ни о чём не подозревал. Скади видно не было, должно быть, она осталась в своих покоях. Я перевела взгляд на Одина и печально улыбнулась. Отец ратей был так сильно нужен в тот миг, только он, возможно, сумел бы меня понять, утешить, рассудить правду и ложь, наказать виновных. Но он праздновал мир вместе с сыном ванов, а наш разговор, что мучительно жёг мне кончик языка, был не для чужих ушей. И мне приходилось покорно ждать своего часа. Раз владыка Асгарда во дворце бога лета, поездка в Вальхаллу на некоторое время откладывалась. И я чувствовала себя беспомощной, будучи не в силах что-либо изменить, отчего досада сдавливала грудь тугим кольцом.
Я уже собиралась уходить, когда моего слуха коснулась чарующая музыка арфы, и сладкоголосое пение разлилось по воздуху, словно мёд, точно пьянящий цветочный аромат. Я замерла на месте, невольно заслушавшись. То увлечённо складывал свои стихи вдохновенный Браги, и на сердце становилось тепло, душа улетала вдаль, забывая обо всём. Несколько минут я стояла, как зачарованная, а затем сладость ладного голоса поглотила горечь. Круг замкнулся. Я вернулась в реальность, вспомнив, с чего всё началось. И следом меня озарила чудесно простая и ясная мысль: я могу попросить о снисхождении добрую и понимающую Идунн, что дарует асам силу, молодость и исцеление. Отчего только это спасительное решение не пришло мне в голову раньше?
Я не хотела лишний раз попадаться на глаза Ньёрду и рождать в его голове вопросы, которые неизбежно привели бы к нежеланной беседе, а потому попросила Варди позвать Идунн в галереи, где мы и встретились. Отрадно было видеть, что богиня юности полностью оправилась от пережитого потрясения и, как и прежде, сияла от счастья. Она была красива, ласкова и нежна, и светло-зелёные глаза её, подобные сочной молодой листве, излучали любовь и доброту. Мы обнялись и обменялись любезностями. Я очень сильно ценила Идунн за её искренность и благожелательное отношение ко всем вокруг. Казалось, богиня никогда не осуждала, не гневалась, не становилась частью злокозненных интриг. В этом, признаться, я ей немного завидовала. А великодушием кроткая и светлая Идунн могла превзойти любого из верховных богов. Верно, поэтому она была единственной, к кому я осмелилась бы обратиться за помощью.
К сожалению, я не могла сказать подруге всей правды. Пришлось ограничиться тем, что Локи слёг в постель, а чуткая собеседница не стала выспрашивать, только взволнованно взглянула на меня своими наивными и честными глазами. Я взяла с Идунн слово, что она не расскажет о моей печали ни единой душе в Асгарде и за его пределами, и понимающая богиня поклялась мировым деревом, что не нарушит молчания. Смиренно склонив голову, я просила Идунн дать мне частицу её исцеляющей силы, энергии молодости, и голос мой дрожал. Я так боялась, что после всего случившегося хрупкая собеседница не поверит мне, испугается идти со мной, но асинья не колебалась ни минуты. Словно любящая сестра, она коснулась моего лица ладонью, обратила взор на себя, обнадеживающе улыбнулась и подала мне руку. Надежда снова пробудилась в глубине моего сердца, даруя беспричинную радость и лёгкость, когда…
— Далеко ли вы направляетесь? — холодно и строго раздалось за нашими плечами — поначалу я даже не узнала этот голос, обычно такой мягкий, певучий. Идунн встрепенулась и обернулась; немного погодя, я последовала её примеру. В дверях стоял Браги, и взгляд его суровых глаз, казалось, был призван стереть меня с лица земли. Я вспомнила этот взор: почти также бог скальдов смотрел на меня у стен Асгарда — осуждающе и оскорблённо. На миг я растерялась, раскрыла губы от удивления, да так и не сумела ничего произнести. — Идунн, я не позволял тебе покидать чертога Ньёрда.
— Браги, — мягко начала богиня юности, сделала шаг к супругу, протянула к нему руки в примиряющем жесте, но он оставался сосредоточен и непоколебим, будто каждое мгновение ожидал удара в спину. — Я не могу отказать милому другу, когда он просит о помощи. К чему эта резкость, мой добрый муж? Она тебе столь несвойственна…
— Довольно! — настойчиво прервал её Браги. Я молчала, насупившись, но ощущала, как откуда-то из центра груди волнами поднимается гнев и возмущение. И хотя молодой творец не сказал ни единого грубого слова обо мне, суть его недовольства была как на ладони, а глаза говорили намного красноречивее самых искусных речей. Это было так обидно, столь несправедливо! Я рассерженно сжала дрогнувшие губы. — Я запрещаю тебе куда-либо идти с Сигюн. Или ты уже не помнишь, чем это обернулось в прошлый раз?..