Как слово друг, он вмиг услышит,
Все невзгоды, в лес долой
Хоть родные и просили,
„Перестань ты с ним ходить!“
Но он дурак, не думал шире,
О чём тут можно говорить.
Один раз, Тимофею так сказали,
Но ему было, всё равно,
Что они там, приказали.
Продолжал гулять он с ним
По заброшенным постройкам,
И всегда он говорил:
„Мы с тобой, родны партнёрам!”
Не понимал тогда: он врёт,
Партнёрам им быть, не приходилось.
А скорее были, как собака, и гиена,
Хоть из семейства одного,
В разуме у низ, разное творилось.
Что хотел, Даниил, не знаю,
Может, был он одинок.
Но понять, надежды все, я умертвляю,
Ведь Тимофей был, как больной волк.
Вы же все прекрасно понимаете,
Волку не гоже, с домашними ходить.
Но кого в друзья вы избираете,
Не мне дано судить.
У каждого есть, свой вековой двигатель,
Он приводит, в движение механизм.
И все поступки, которые в дальнейшем, вы увидите,
Это всё, его каприз.
Я ведь знаю: как ужасно,
Без раздумий, прыгать в бой.
Но и как бывает, мне прекрасно,
Если ход был правильным, и ход был этот мой.
Но чаще думаем, мы сердцем,
Оно тоже, важность же имеет: нет проблем.
Но когда пред вами, две дорожки,
Между доброй и плохой,
Нам лучше выбрать, путь разумный.
Грешу я тоже этим часто,
Выбираю, путь добрей,
В моём выборе, нет энтузиазма,
Лишь бы выбрать, по быстрей.
Но быть добрым, навык важный,
Не всегда, играет роль балласта,
Но надо выбрать, между добротой муляжной,
Путь, разумного фантаста.
„Доброта окупится!” – вы крикнете,
И вы конечно, в этом правы.
Но люди! Хочу я вас спросить,
Вы к постоянной доброте к вам, не привыкнете?
И спокойно, сможете ли жить?
Я бы смог! Скажу уверенно,
И не дрогнут, тогда мои уста.
„Эгоист!” – вы скажете, уже проверено,
И я сказал бы, вам спроста.
„Да! Таков я! Что поделать?”
И совесть, не мучает меня,
За поступок мой, весьма разумный.
Но закончу, это я кощунство,
Так взбесило, оно вас.
И закончу, детство я Кирилла,
В стране русской, пробил его час…
Страна родная!
На столько тут прекрасно?
Страна родная! Вы, наверное, уж забыли, Что больше, восьми страниц назад, Писал я, про Кирилла, Пришло детство русское в распад, И на родину, пора уд мнила, Навстречу в красивый, горный сад! Вы хоть раз бывали далеко от дома? Не у бабушки, не у деда. Далеко и непонятно, как бином Ньютона, На другом конце, его света. Кирилл вот, побывал, И даже жить он там остался. Так понравилось ему, Что лет так, через пять, Захотел, побыстрей оттуда он убраться, Хоть на край других земель. Но это я, далеко перешагнул, Вернёмся, чуть поближе, Ко времени тому. Мы пока – у низа, самого Парижа, Ещё предстоит нам, пройтись по нему. Не собирался никуда, Кирилл, с семьёй переезжать. А поехал он туда, Чтоб родных всех, повидать Пожаловаться всем: как всё же, дома скучно, Как учёба надоела. И весьма же, там всё тучно И терпение, как стекло хрустело, Поскорей бы уже здесь, Оказаться, чтобы праздновать, Каждый день, скоро ведь, всё пойдёт к концу. Придётся, обратно возвращаться, И со всеми, вновь прощаться. Мне словами, вот не счесть, Как он сильно, хотел там остаться. И Бог его мольбы, Услышал, и распорядил, Теперь жить на родине, он будет, Наш почтенный, друг Кирилл. Настолько резко, всё случилось, Он опомниться не смог, Бог всё слышал, ведь молилось, Всё человечество Кирилла, Не просто так, оно ведь было. Он трепетал, как птица Наконец, я здесь! И хотелось, распрямиться, И стремиться ввысь. Тут я спросил: „ А почему же он тогда, хотел потом обратно?” На что, мой друг, мне сразу же ответил: „ Пойми, не тянуло его там!” Ничего он больше не сказал, Я хотел бы получить, ответ, пошире, Но иногда, я голову включал. Приелась, та жизнь ему, сполна, Через время, всё надоедает И даже трон, большого короля, Со временем, скукой объедает. Человеку же, хотелось развлечений, А жизнь, однотипная, к тому же. Кругозор людской, хочет расширений, А жизнь веревкой, станет да по уже. Но от темы отошёл опять, Простите, я таков. Весь смысл текста, люблю я забирать, И пробивать бессмыслицей, столь много лбов. Первый год, житья Кирилла, Был ужасным бардаком. Ещё же школа, свободы мальчика лишила, Таков творился, там дурдом. Дом был, прошу заметить, И красивый, и большой. Но был ремонт – прошу себе пометить, Ну прям целый, долгострой. Поэтому, жить всем приходилось, У родных, ведь как ещё, Вот так вот, всё здесь очутилось, Как ожог, гнусный же плющом! Он хотя, не был против, Тогда ещё, он мог так жить. Не то чтобы, прям нравилось, всё очень, Ту реку, можно было, переплыть. „ А что касаемо школы новой? “ Спросил я вдруг тогда. „ А это друг мой, время полных, И прольётся, через ведро вода. “ Когда я выслушал, всё полностью То понял, что имел в виду. Ведро с водой – почёл доходностью, Ведь, как же долго придётся Разбираться, с бумажной волокитою. Школьник был он, никудышный, Это всем известный факт. А там ещё, один новый предмет, Родной язык – кое-как смиришься, Но оставишь, просто так. Учить язык свой, в планы не входило “Всё само произойдёт” – так думал он. А знание вот, никак не приходило, Услышал этот, не скоро тихий звон. По времени первому, ему было страшно Всё казалось, не родным. Но хоть на родине же – прекрасно! Но перестал, рассуждать он, таковым. Кое-как и здесь, друзей нашёл Понимающих, не злых. Ещё бы чуть, и параллель бы, перешёл, Подальше, от пушек страшных, фронтовых. Эти друзья, были вдвое лучше, Может даже, они были живей, Тех, давно дней минувших, Которые прошли настолько быстро И лишь свет был, тогда быстрей. Насчёт друзей, давно минувших, Вот, что так их разлучило. Он переехал и пропал, Тогда, всё здесь, только убедило, И он, все нити, разорвал. О них думать не хотел, Зачем ему? Всё же здесь находится. Ему не нужен был тот, противный беспредел, Туда в дальнейшем, не скоро, поехать ему захочется. И вот: на год так следующий, Он начал жить дома, у себя. С концами всех знакомых в прошлом, погребя, Он начал жить так, чтоб только для себя, О чём пожалел он, в далнейшем, и в последующим. И так летели дни, а то недели, Не хотел учиться, ничему. Все желанья, побледнели, “И делать, ничего я, не хочу!” До того прошло всё быстро, Чуть больше половины этой, учебной жизни. Испарилась и прошла, даже не капризно, Сиди теперь ты тихо, и молча кисни. Прошлый год: был как в тумане Всё скрыто было, глубоко. Всё пропало, в мозговом чулане, Как и знания, так и воспоминания. Он помнил, весёлые моменты, И о драках, также, не забыл. А весь опыт, все объекты, Он с отличием, позабыл. Но плевал он, на всё это Не нужно это, думал он. И даже, крупица мозга мельчайшая, не задета, Всё не надо, и всё вон! Какой противный человек! Думал всё время, этого рассказа. Очевидно, не хватало суровости ему, И чтоб хватило на целый век, И чтоб слушал все приказы. Но потом, мой друг продолжил, Его историю, длинной в жизнь. Рассказать ещё, он много должен, И сколько ждёт, его кривизн. Забыл поведать, я же вам. Где проживал, и до, и после, По каким жил, деревам, И по своей где он, оказался воле. Первое место пребывания, Был посёлок, небольшой. И большие испытания, Бывали там, лишь толь зимой. Куда не ступишь, всё сразу вниз, Лицом румяным, прямо в снег. А по льду идти, ты торопись, Аккуратней, человек! И лето тоже, не прекрасно, И солнце жжёт, как будто, адским пламенным огнём. Находиться на улице, опасно, Ведь ты рискуешь превратиться, в прожаренный миньон. Ещё посёлок был богат Людьми, любившими согреться, Высокоградусным напитком, И как конечно, без переизбытка. И на улице, лягут все вокруг, И будет, смешная до ужаса картина, Но всему это виною, злой недуг И плохая, жизненна привычка. Но и средь таких, находятся, те люди, Достойные внимания. Их сердце, закрыто в изумруде, И к ним, благосклонно, понимание. Но Кирилл, благосклонности не чувствовал, К людям данным, типовым. Всему виной, один запавший случай, При разговоре, о людях тех, Становился он, мрачнее тучи. Один раз, ночью он, гуляя, Всё шагал к себе домой. Никаких злодейств, не предвещая, Чуть не умер, он впервой. Появилась, вдруг откуда, Не по-доброму, настроена машина. Полетела прямо на него, Чуть в лужу красную, не превратила. Кирилл готов бежать, От страха, боясь за жизнь. Но пошёл его, водитель этот, вдруг встречать, И велел помиловать. Кириллу было, всё равно На извинения, и мольбы. Не что теперь, не изменило, бы его, Великие решения, и великие обиды. И тут решил подумать также я, А я простил бы, и забыл? Скорей не смог, простить бы я Как человек меня, чуть жизни не лишил. Можно ль, забыть такой поступок мерзкий? Представить я не мог. Ещё бы чуть, и оборвалась, моя жизнь бы резко, И испустил бы я, последний вдох. Я таков, уж вы простите, Не могу соврать и всё. Меня даже, не просите, Враньё – оно, как острое бритьё, По человеческой коже. Использовать нам, необходимо, Но крайне, осторожно. Продолжая тему, злобного вранья, С Кириллом, хоть в чём-то я сошёлся. Для нас враньё, глупое зверьё, Который думает, что лачугой обзавёлся. И лачуга это – словно крепость, От всех невзгод, она спасает. Но если крепость эта – разобьётся с треском, То зверьё, с величием, его в дребезг, М