отя, не был против, Тогда ещё, он мог так жить. Не то чтобы, прям нравилось, всё очень, Ту реку, можно было, переплыть. „ А что касаемо школы новой? “ Спросил я вдруг тогда. „ А это друг мой, время полных, И прольётся, через ведро вода. “ Когда я выслушал, всё полностью То понял, что имел в виду. Ведро с водой – почёл доходностью, Ведь, как же долго придётся Разбираться, с бумажной волокитою. Школьник был он, никудышный, Это всем известный факт. А там ещё, один новый предмет, Родной язык – кое-как смиришься, Но оставишь, просто так. Учить язык свой, в планы не входило “Всё само произойдёт” – так думал он. А знание вот, никак не приходило, Услышал этот, не скоро тихий звон. По времени первому, ему было страшно Всё казалось, не родным. Но хоть на родине же – прекрасно! Но перестал, рассуждать он, таковым. Кое-как и здесь, друзей нашёл Понимающих, не злых. Ещё бы чуть, и параллель бы, перешёл, Подальше, от пушек страшных, фронтовых. Эти друзья, были вдвое лучше, Может даже, они были живей, Тех, давно дней минувших, Которые прошли настолько быстро И лишь свет был, тогда быстрей. Насчёт друзей, давно минувших, Вот, что так их разлучило. Он переехал и пропал, Тогда, всё здесь, только убедило, И он, все нити, разорвал. О них думать не хотел, Зачем ему? Всё же здесь находится. Ему не нужен был тот, противный беспредел, Туда в дальнейшем, не скоро, поехать ему захочется. И вот: на год так следующий, Он начал жить дома, у себя. С концами всех знакомых в прошлом, погребя, Он начал жить так, чтоб только для себя, О чём пожалел он, в далнейшем, и в последующим. И так летели дни, а то недели, Не хотел учиться, ничему. Все желанья, побледнели, “И делать, ничего я, не хочу!” До того прошло всё быстро, Чуть больше половины этой, учебной жизни. Испарилась и прошла, даже не капризно, Сиди теперь ты тихо, и молча кисни. Прошлый год: был как в тумане Всё скрыто было, глубоко. Всё пропало, в мозговом чулане, Как и знания, так и воспоминания. Он помнил, весёлые моменты, И о драках, также, не забыл. А весь опыт, все объекты, Он с отличием, позабыл. Но плевал он, на всё это Не нужно это, думал он. И даже, крупица мозга мельчайшая, не задета, Всё не надо, и всё вон! Какой противный человек! Думал всё время, этого рассказа. Очевидно, не хватало суровости ему, И чтоб хватило на целый век, И чтоб слушал все приказы. Но потом, мой друг продолжил, Его историю, длинной в жизнь. Рассказать ещё, он много должен, И сколько ждёт, его кривизн. Забыл поведать, я же вам. Где проживал, и до, и после, По каким жил, деревам, И по своей где он, оказался воле. Первое место пребывания, Был посёлок, небольшой. И большие испытания, Бывали там, лишь толь зимой. Куда не ступишь, всё сразу вниз, Лицом румяным, прямо в снег. А по льду идти, ты торопись, Аккуратней, человек! И лето тоже, не прекрасно, И солнце жжёт, как будто, адским пламенным огнём. Находиться на улице, опасно, Ведь ты рискуешь превратиться, в прожаренный миньон. Ещё посёлок был богат Людьми, любившими согреться, Высокоградусным напитком, И как конечно, без переизбытка. И на улице, лягут все вокруг, И будет, смешная до ужаса картина, Но всему это виною, злой недуг И плохая, жизненна привычка. Но и средь таких, находятся, те люди, Достойные внимания. Их сердце, закрыто в изумруде, И к ним, благосклонно, понимание. Но Кирилл, благосклонности не чувствовал, К людям данным, типовым. Всему виной, один запавший случай, При разговоре, о людях тех, Становился он, мрачнее тучи. Один раз, ночью он, гуляя, Всё шагал к себе домой. Никаких злодейств, не предвещая, Чуть не умер, он впервой. Появилась, вдруг откуда, Не по-доброму, настроена машина. Полетела прямо на него, Чуть в лужу красную, не превратила. Кирилл готов бежать, От страха, боясь за жизнь. Но пошёл его, водитель этот, вдруг встречать, И велел помиловать. Кириллу было, всё равно На извинения, и мольбы. Не что теперь, не изменило, бы его, Великие решения, и великие обиды. И тут решил подумать также я, А я простил бы, и забыл? Скорей не смог, простить бы я Как человек меня, чуть жизни не лишил. Можно ль, забыть такой поступок мерзкий? Представить я не мог. Ещё бы чуть, и оборвалась, моя жизнь бы резко, И испустил бы я, последний вдох. Я таков, уж вы простите, Не могу соврать и всё. Меня даже, не просите, Враньё – оно, как острое бритьё, По человеческой коже. Использовать нам, необходимо, Но крайне, осторожно. Продолжая тему, злобного вранья, С Кириллом, хоть в чём-то я сошёлся. Для нас враньё, глупое зверьё, Который думает, что лачугой обзавёлся. И лачуга это – словно крепость, От всех невзгод, она спасает. Но если крепость эта – разобьётся с треском, То зверьё, с величием, его в дребезг, Мгновенно, дух свой, испускает. Но я знаю: все мы люди, Всем нам хочется в нору, голову засунуть. И защищённым быть нам, абсолютно, И пару раз, так сильно плюнуть. Но всему же есть предел, Даже пряткам, от проблем. Чтобы дух наш, не ржавел, И также, не было дилемм. Вспомним мы все сразу, Даниила, Очень умного, зверя. И поймём: что жизнь, не приучила, Не прыгать, первым с корабля. Он привык: “Лучше будет, я совру Покажусь для всех я лучше. Лучше, грех сей тяжкий, на душу возьму, Но зато, не буду худшим. Буду смел я, и умён! Вступлю, в бандитскую конторку, Я буду там я, королём, Разыграю, судьбу я, фантазёрку!” Но не знал, что думает, на самом деле, Ни Кирилл, ни друг, ни также я. Боялся может, проблем он, эшелон, Но не понимал, что ходит, по грани острия, Не понимал: так порезаться же можно, Нарушен может быть, сей павильон, И пора проблем уж будет, до большого потолка. Но мы здесь, собрались, не за этим, И глава тому, не посвящена. Не будем бить, мы по корню, Мы не подобны, Капулетти, С Монтекки ничего, нам не нужно выяснять. Итак: как же всё же, жил Кирилл? Нравилось ему ли, на месте этом. Не смогу ответить, я пока, Про новое село, ещё не объяснил А без этого, не разобраться, с тем балетом. Его село, ничем не лучше, И не хуже, сёл других. Но пропитано, волшебным чем-то, всё же И далеко, от проблем оно, всех городских. Не бывает, пьяных драк там, И собак ночных, там криков. И склонны также, всё к трудам, И без всяких, мерзких вскриков. Наконец: никто ночью не собьёт, Хотя это, не факт конечно. Но не трезвый, человека не убьёт, А убьёт дурак, воля чья, беспечна. Меньше злости у Кирилла, Было к людям таковым. А голова, обиды старые, не позабыла, И злость инстинктов, не убита. Но место то, всё ж прекрасно было, Было радостным, не злым. И жизнь: чередом своим, там плыла, Да так всё было, там живым. Люди добрые, понимающие По расписанию, жили все тогда. Что сказать ещё можно, о тех верующих? Существует там мечеть, не монастырь. Все покорны, воле Бога, Как же за душу, трогает меня, Не на столь много, бывает там, злых грехов. А теперь, пора к Кириллу, нам вернуться, Чтоб поведать, я вам мог. Хорошо он жил, иль всё же, Был от него, весомый прок?