— Да, — сказал он, захлопывая тетрадь, когда Горюнов умолк, — картина знакомая. Типичная, я бы сказал, картина. Сколько уж было за время войны случаев — и здесь, в Москве, и в других городах, — когда родителям, женам, невестам вручали посланьица от их сыновей, мужей, женихов, находящихся в плену, а затем, спекулируя на судьбе пленных, пытались вербовать. Чаще такие номера не проходят: люди идут к нам и все рассказывают. Вербовщик горит, а получателей писем мы выводим из-под удара. Бывает, конечно, и иначе. Вот и Бугров смалодушничал. А уж раз попал — не выберешься. Лапы у фашистской разведки цепкие: ни чести, ни совести, ни морали. Мерзавцы!.. Впрочем, все это досужие рассуждения. Кто же такой этот «Он», Он с большой буквы? Вы смотрите, как написан дневник, в каком страхе, с какой осторожностью: ни одной приметы, ни единого намека, раскрывающего личность вербовщика. Даже места явок не указаны, будь он неладен, этот Бугров!
— Я полагаю, — начал осторожно Скворецкий, — я думаю, это «Зеро». Он самый. Смотрите: через Бугрова «Музыкант» и «Быстрый» — вернее, «Музыкант» — Гитаев, — докладывают о своем прибытии, устанавливают связь. А ведь Гитаев связывался именно с «Зеро», это нам достоверно известно…
— Все может быть, — согласился комиссар, — хотя уверенности никакой нет. Достоверно? Нет, тут вы, батенька, перехватили, пока еще не «достоверно». Однако… Что же, однако, будем делать?
— Разрешите? — подал голос Горюнов. — Я предлагаю немедленно организовать засаду на квартире Бугрова. Сейчас же.
— Ишь ты! — нахмурился комиссар. — Засаду! Как это просто у вас получается, Виктор Иванович. А вы подумали, что квартира-то там густонаселенная? Какая тут, к дьяволу, засада? Да и откуда я вам людей возьму? Вы думаете, что, кроме «Зеро» и Варламова, у нас других дел нету? Хотите, снимем засаду с квартиры Варламовых и перебросим к Бугрову? Согласны?
Тут уже вмешался Кирилл Петрович:
— Нет, товарищ комиссар, от Варламовых засаду снимать никак нельзя, мы об этом уже давеча говорили, да и не к чему. Нельзя у Бугрова засаду устраивать, не выйдет. Тут вы правы. Поторопился Виктор Иванович. Кроме того… Кроме того, она, засада, там и бессмысленна: хороший охотник дважды на одно болото не ходит. Будьте уверены, этот вербовщик, «Зеро» или кто там другой, больше на квартиру Бугрова не сунется. Я думаю о другом: надо поскорее дать нашим специалистам цифровую запись, копию, которую сделал Бугров, пусть поломают голову.
— Дельно, — подхватил комиссар. — С этого и надо начинать. Но это не все: подготовьте задание радистам. Пусть ловят марш из «Фауста» и цифры, которые за ним последуют.
Скворецкий задумался. Судя по выражению лица, его охватило сомнение:
— Трудно, товарищ комиссар. Боюсь, задача будет непосильной. Судите сами. Ни дат, ни времени работы станции, ведущей шифрованную передачу, мы не знаем. Нам неизвестно, на каких волнах она работает, какими позывными пользуется…
— Знаю, — перебил комиссар. — Задача не из легких, а попробовать надо. Вдруг да поймаем.
Глава 18
Прошло несколько дней, а специалисты по шифрам все еще бились над расшифровкой записки, обнаруженной у Бугрова. Ничего пока не получалось. Не могли радисты нащупать и «Фауста». Зато графическая экспертиза закончила свою работу и представила заключение по письму Иваницкого. Оно выглядело примерно так. Графическое сличение почерка, которым написано письмо за подписью «И. Г. Иваницкий», с почерком монтера Иваницкого показало, что написание ряда букв, наклон в отдельных буквах того и другого почерков совпадают. В то же время в изображении кое-каких букв наблюдаются и расхождения. Вывод: почерки сходны, но утверждать, что письмо написано Иваницким, нельзя. Примерно так же было сказано и о сличении почерка убитой сотрудницы института Антоновой с почерком, которым была написана якобы ее записка. Вот пойди и разберись тут, кто что писал, где чей почерк.
Впрочем, хотя Кирилл Петрович и поругивал экспертов, в общем-то он был доволен. Его уверенность в том, что и записка и письмо — фальшивки, укрепилась. Больше огорчало другое: со дня убийства Антоновой прошло уже много времени, все возможные меры для изучения окружения убитой были приняты, а результатов — никаких. Вернее, результаты были, только они не радовали майора. У покойной Екатерины Михайловны было действительно много знакомых, друзей, немало было поклонников, но ни один из тех, кого удалось выявить, никак не мог быть причастен к преступлению. Получается тупик, а время идет….