Отставку Роман переживал очень болезненно. В нём всё кипело от ревности и злости. Одна только мысль, что Ирина с этим лысым скоро уедут в Москву, а его самого заберут в армию, доводила его до безумия. Выходит, он будет драить туалеты в казарме, а в это время Ирину, его Ирину, будет трахать этот старый хрен!
Он был абсолютно уверен, что иностранца она не любит. Какая там любовь! Фирменные тряпки да ресторан вскружили ей голову. А от одного лишь обещания взять её с собой за границу не только Ирина — любая здешняя девчонка ляжет под кого угодно, хоть под макаку… Если этот швед внезапно и необъяснимо исчезнет, рассуждал Роман, то Ирина вернётся ко мне. Ведь она меня ещё совсем недавно любила. По-настоящему любила…
Уже который вечер он приходил сюда, в этот двор, чтобы растравить себе душу видом целующейся парочки. Он смотрел на них и стонал от невыносимого отчаяния, но оторвать глаз от окна не мог. И вот, наконец, оттягивать задуманное стало невозможно. Через два дня они уезжают в Москву. Надо действовать.
Холодный ветер хлестал с неистовой силой, а по разгорячённому лицу влюблённого текли крупные капли пота вперемежку со слезами. Не спуская глаз с тускло желтеющего окна, он дрожащей рукой нащупывал в кармане нож…
Завершив последний, самый долгий поцелуй, молодые люди расстались. Юхан вышел во двор, Ирина стала подниматься по лестнице к своей квартире.
На лестничной площадке из-за трубы мусоропровода навстречу ей шагнула незнакомая девушка, очень бледная, с горящими решимостью глазами. Блеснуло лезвие ножа. Ирина в испуге отпрянула.
— Не вздумай закричать, а то полосну, — прошептала Амалия. — Я тебе ничего не сделаю, если будешь вести себя тихо. Дело к тебе есть. Иди со мной.
В её взгляде было нечто такое, что заставило Ирину подчиниться. В тёмном закуте у подвальной двери Амалия велела ей спустить брюки и трусы.
Перед Юханом, обходившим по тропе кустарник, внезапно выросла высокая фигура.
— Дай закурить, — хрипло потребовал незнакомец. Его правая рука была заведена за спину.
Юхан полез в карман за сигаретами, быстро соображая, чем он может откупиться. Швед не сомневался, что это грабитель.
Свет молнии разорвал полумрак, и швед заметил, как рука незнакомца выскользнула из-за спины. Увернуться Юхан не успел — лезвие с силой вонзилось ему в живот. Швед захрипел, схватился руками за рану. Роман, не давая ему опомниться, нанёс ещё несколько ударов — в грудь, в плечо, в шею. Перед ним уже лежал труп, а он всё бил и бил, находя какое-то странное, утробное наслаждение в терзании этих рук, груди, половых органов, посмевших притронуться к его любимой.
На раскрасневшееся лицо Романа упали первые капли дождя и задымились, испаряясь.
Холодный дождь застучал чаще, и Роман опомнился, огляделся. Двор был безлюден. Со стороны дома и улицы не доносилось ни звука. Тяжело дыша, он взял убитого под мышки и поволок в кусты.
Графиня нежно погладила голые бёдра Ирины, провела рукой по шёрстке на влагалище.
— Ну же, успокойся, дитя моё, никто не собирается тебя убивать, — проворковала она вкрадчиво. — Но если пикнешь — то вот он, нож… Убивать не стану, но щёчки твои мягкие распорю и глазки выколю, чтоб не опознала меня потом, и чтоб замуж тебя такую никто не взял. А если будешь умной девушкой и попридержишь язычок, то тебе ничего не будет, и твой кавалер не догадается… И женится он на тебе, котик мой драгоценный…
Дрожа, Ирина лежала на расстеленной юлиной куртке. Она страшно перетрусила и делала всё, что требовала от неё насильница. Палец Амалии погрузился во влажную щель между её бёдрами и нащупал клитор. Ирина вздрогнула, задышала часто.
«Эрогенная зона, — вспомнила Амалия выражение из журнала, который они читали вместе с Алексеем, и тихонько засмеялась. — Вот где твоё уязвимое место, котик… Ну, теперь держись!»
И она принялась быстро сновать пальцем по влагалищу, попутно захватывая клитор. Ирина стонала сквозь сжатые зубы, извивалась, лицо её болезненно морщилось, на нём выступила испарина. Амалия стиснула ладонью её грудь, прижалась к своей пленнице всем телом. Палец её работал беспрерывно, всё энергичнее давя на клитор.
Наконец из горла Ирины вырвался судорожный хрип, тело её, охваченное оргазмом, затрепетало и изогнулось дугой. И в тот же миг из глаз насильницы вырвались два жёлтых огня и впились ей в грудь.