— Идём, — решительно сказал Петрусенко и первым двинулся вперёд. — В этих развалинах никого нет, кроме летучих мышей! Э-ге-ге-гей!.. — крикнул он и засвистел.
— А было бы клёво повстречать графиню! — с нервическим смехом поддержал его Лобзов. — Мы бы её пощупали…
И тут засмеялись все, даже Мелентьев. Смеялись долго и нервно, с хрипом, с судорожными спазмами. И разом умолкли, когда из какого-то отдалённого окна в галерею плеснуло бледным светом. Будто там не молния выхватила из мрака кусок стены, а на мгновенье озарилась и погасла белая человеческая фигура. Стёшин от неожиданности даже попятился.
— Долго нам ещё топать? — раздражённо спросил Петрусенко. Его начинал злить собственный страх. Он тяжело сопел, рука его больно стискивала Стёшину плечо. — Ну, где тут твой склеп?
— Вон там, — прошептал Стёшин и показал на тот конец галереи, где мелькнул призрак.
— Идём, чего встал? — Младший сержант довольно чувствительно толкнул Глузача.
Двинулись дальше. Молния ещё несколько раз полыхнула из того же окна, но её блеск, вливавшийся в темноту галереи, уже не походил на человеческую фигуру. Солдаты добрели до следующих ступенек, спустились и оказались перед обитыми ржавым железом дверями.
— Пришли, — шёпотом сказал Стёшин. — Это и есть склеп…
Алабердыев попытался распахнуть створки, но они не поддавались.
— Заперто, — сказал он.
— Ребята, а может, не надо? — ныл Мелентьев. — Я вас до самого дембеля поить буду за свой счёт…
— Не скули, — Петрусенко встряхнул его. — Это всё-таки лучше, чем остаться без почек. Другой бы на твоём месте спасибо сказал… Ничего, утром мы за тобой придём.
— Дай я попробую, — к дверям приблизился Лобзов.
Он вынул из кармана нож с выдвижными лезвиями. Орудуя им, ефрейтор в две минуты справился с немудрёным механизмом ржавого запора.
Алабердыев потянул на себя дверную створку и она отошла с долгим и жалобным скрипом. За дверью царила кромешная тьма.
Солдаты втолкнули туда упиравшегося Мелентьева и захлопнули за ним дверь. В неё тотчас отчаянно забарабанили, но на вопли и стук несчастного шулера уже никто не обращал внимание. Все думали только о том, как бы побыстрей убраться отсюда.
Дверь торопливо заперли и бегом припустились за Стёшиным. Эхо, похожее на скрежет открываемой крышки гроба, сопровождало их неотступно; свет молний, врывавшийся в окна, уже совершенно определённо походил на белую человеческую фигуру.
Вбежав в комнату, где их дожидались новобранцы и горела свеча, они первым делом схватились за недопитую бутылку. Вырывая её друг у друга, они выдули всё до последней капли.
Глава вторая,
в которой Мелентьев чудесным образом попадает в объятия молодой красавицы
Мелентьев ещё раз в отчаянии ударил кулаками по ржавой обивке. Бесполезно. Бывшие дружки ушли, удрали. Он привалился к двери спиной. Тихонько скуля от бессильного страха, сполз на пол и сжался в комочек.
Где-то далеко по замковой крыше прокатывался гром. Странное эхо доносилось тогда из галереи — словно кто-то громадный и тяжёлый, лязгая железом, ходил там по каменному полу. У Мелентьева стучали зубы. А когда его глаза начали свыкаться с темнотой, вдруг будто дурманом повеяло на него. Веки его отяжелели и сомкнулись, на миг ему показалось, что он проваливается в какую-то бездонную пропасть. Но тут раздался звук, похожий на удар гонга. Мелентьев вздрогнул, распахнул ресницы.
Он сидел, привалившись спиной к двери, в просторной, по-старинному убранной зале, озарённой бледно-белым неподвижным светом. Солдат оцепенел от изумления. Откуда тут взялась эта антикварная мебель, эти гобелены, ковры, картины в золочёных рамах? Тускло блестел начищенный паркет; переливались хрустальные подвески люстр; в окнах, словно нарисованный, застыл пейзаж: лесистые уступы гор, луна, облака.
В зале царило безмолвие. В нём не было ни души и ничто не шевелилось. Белые блики и чёрные тени были неподвижны.
После нескольких минут замешательства Мелентьев решил, что попал на съёмки какого-то исторического фильма. Он огляделся в поисках полагающихся в таких случаях кинокамер, юпитеров и проводов. Но ничего этого не было.
Всё в зале дышало совершенно натуральной стариной. Не верилось, что это декорации, хотя свет, который лился из высоких окон, своей безжизненностью вполне подтверждал догадку о съёмочном павильоне.
Обдумав ситуацию, Мелентьев вынужден был согласиться с мыслью, что в замке снимают фильм и что он случайно попал в специально оборудованное съёмочное помещение. Ничего другого просто невозможно было предположить. Выходит, Стёшин ошибся дверью. И как удачно ошибся! Провести ночь в этой чудесной зале куда приятней, чем торчать в склепе с графининым гробом.