Теперь только сильные лекарства могли подавить владевшее им нервное беспокойство, когда же срок действия микстур и пилюль истекал, он начинал кричать и охать. Везде ему мерещились пособники англичан.
Я жалел дядюшку, но еще больше волновался за Лейли: глаза ее не просыхали от слез, бедная девочка так любила отца. Переживания Лейли заставили меня совсем позабыть о собственных заботах и огорчениях.
Асадолла-мирза спал, и старуха прислуга не хотела пускать меня в дом. Но я так просил и молил ее, что она смилостивилась.
Когда Асадолла-мирза услышал мой голос, он крикнул через дверь спальни:
— Посиди минуточку в гостиной, я сейчас приду!
— Дядя Асадолла, откройте, у меня очень важное дело.
— Моменто, подожди, я приведу себя в порядок.
— Какой там порядок, — перебил я, — когда жизнь человека в опасности! Впустите меня!
— Говорю тебе, посиди в гостиной, я сейчас… Пока приготовишь все, что нужно для самоубийства, я приду…
Асадолла-мирза намекал на мои слова, сказанные ему несколько дней назад. Но с тех пор роковое решение было вытеснено тревогой за Лейли… Однако сейчас приходилось смириться и ждать — к тому, же по доносившемуся из спальни шушуканью я понял, что князь там не один.
Через несколько минут Асадолла-мирза в красном шелковом халате вошел в гостиную. Не дав мне и рта раскрыть, он затараторил:
— Ну что, сегодня в добрый час и приступишь? Я-то рассчитывал, может, ты передумаешь, в Сан-Франциско смотаешься. Но — дело твое. Если человек не ездит в Сан-Франциско, ему, конечно, на этом свете задерживаться незачем. Чем скорее он покончит счеты с жизнью, тем лучше.
— Нет, дядя Асадолла, Лейли очень волнуется, я не могу сейчас думать о себе…
— Ну, понятно. Бедная детка заждалась совсем. У нее вся душа изболелась.
— Дядя Асадолла, да не обо мне речь, а о Маш-Касеме. Бедный Маш-Касем…
— Моменто, моменто… Маш-Касем в Сан-Франциско? Этот гиясабадец и то раньше тебя…
— Да нет, дядюшка хочет убить Маш-Касема.
— Из-за Сан-Франциско?
— Нет, из-за того, что он английский шпион.
Асадолла-мирза громко расхохотался:
— Наверно, нашел у него в кармане телеграмму: Черчилль из Лондона в Гиясабад послал.
— Не знаю, что он там нашел, но сегодня дядюшка схватил винтовку и погнался за ним. А тот от страха спрятался на кухне и запер изнутри дверь. Через дверь упросил Лейли, чтобы я привел туда вас и отца… Потому что дядюшка с ружьем в руках поджидает его во дворе.
— Ну ладно, ступай, я через часок подойду.
— Дядя Асадолла, разрешите мне остаться, вместе пойдем. Ведь отца дома нет, а потом может уже поздно оказаться.
Асадолла-мирза поскреб в затылке:
— Ну, я же не могу… договорился, что… в общем, архитектор должен прийти, у меня на кухне потолок обвалился.
В этот момент из спальни послышался нежный женский голосок:
— Аси! Аси, ну где же ты?
— Дядя Асадолла, кажется, архитектор уже пришел, — сказал я. — Вообще-то у него голос очень знакомый…
Асадолла-мирза подтолкнул меня к выходу:
— Не болтай чепухи! Этот архитектор из другого города… Ступай во двор, пока я оденусь.
Похоже, он забеспокоился, как бы я снова не услышал голос его «архитектора». Несколько минут я взволнованно ходил по двору, пока Асадолла-мирза не собрался, потом мы вместе отправились к нам домой.
— Ну, а что слышно про осла-губошлепа? Подействовала на него твоя хлопушка?
— Не знаю… Только он по-прежнему ходит к доктору Насеру оль-Хокама.
— Ну, пока им занимается доктор Насер оль-Хокама, можешь быть уверен, что Лейли ничего не грозит. Доктор Насер оль-Хокама сорок лет себя самого лечит — вылечить не может. От него уже две жены ушли, да и теперешняя жена, если бы не попечительство Дустали-хама, тоже не стала бы с ним жить.
— Но ведь у доктора от этой жены сын есть.
— Моменто, моменто, что он сам, что ли, его выродил?
Когда мы подошли к садовой калитке, то увидели в щелку Лейли, которая поджидала нас.
— Побудь тут, я войду первым, а ты задержись немного, чтобы он не догадался, зачем мы явились.
С этими словами Асадолла-мирза скрылся за дверью, а мы с Лейли чуточку отстали. Дядюшка был в своей абе, в руках он держал ружье. Асадолла-мирза весело приветствовал его:
— Бог в помощь, вы, видно, на охоту собрались? В какие края?
Дядюшка Наполеон обернулся и несколько мгновений пристально смотрел на вошедшего. Асадолла-мирза оборвал смех:
— Хотя, насколько мне известно, сейчас для охоты не сезон.
Дядюшка прищурился и странным, не своим каким-то голосом проговорил:
— А вот как раз и сезон… Сезон охоты на шпионов и английских приспешников.
— Вы меня имеете в виду? — с удивлением спросил Асадолла-мирза.
— Нет, я не про тебя… Хотя возможно… Возможно, когда-нибудь выяснится, что и ты пособник англичан!
Он еще некоторое время неподвижно смотрел на князя, потом воскликнул:
— Ведь кто бы мог подумать, что англичане подкупят Касема?.. Кто думал, что Касем вонзит мне нож в спину…
— Моменто, моменто… Маш-Касем вас предал?
— Да еще как предал!.. Каким благородным предателем был маршал Груши! При Ватерлоо Груши мог прийти на помощь своему благодетелю — и не пришел. Но он не всаживал ему нож в спину,
— Но, ага, позвольте… — Асадолла-мирза хотел что-то сказать, но осекся. Вероятно, сообразил, что лучше начать по-другому.
— Очень странная история. В самом деле, я на кого угодно подумал бы, но Маш-Касем, которого вы так любили…
Сочувствие Асадолла-мирзы немного успокоило дядюшку. Почти жалобно он произнес:
— Нет, Асадолла, ты мне скажи… За что мне такое наказанье? Надо же, чтобы человек, ради которого я столько раз в бою подвергал опасности собственную жизнь, спасал его подлую шкуру, меня так предал! Почему он продался англичанам?..
— А как вы узнали об его измене?
— Было у меня подозрение… А сегодня утром поймал его с поличным, он сознался… Слышишь? Сам признался, что служит англичанам.
В этот момент из-за массивной кухонной двери послышался голос Маш-Касема, вопившего:
— Ага приставили винтовку мне к груди, сознавайся, говорят, а не то убью, ну я и сознался…
При звуках его голоса дядюшку затрясло. Он хотел крикнуть, но не мог. Асадолла-мирза усадил его на ступеньку, а плачущая Лейли воскликнула:
— Папочка, не волнуйтесь! Это вредно для сердца.
— Сбегай, милая, принеси папе стакан воды.
В дядюшкином особняке кухня, где укрылся Маш-Касем, располагалась в отдельном флигеле. Вход туда был со двора: надо было спуститься вниз на несколько ступенек, дверь справа вела в туалет, слева — к крану водохранилища, снабжавшего дом водой, а дверь напротив — в кухню. Маш-Касем, заперев входную дверь, отрезал путь к туалету и водохранилищу. Теперь я рассчитывал, что потребность в этих трех помещениях заставит обитателей дома придумать что-нибудь для спасения Маш-Касема.
После того как дядюшка выпил воды, ему стало немного лучше. Тем временем Асадолла-мирза подошел к двери флигеля и позвал:
— Маш-Касем, Маш-Касем, выходи, поцелуй руки аге, покайся!
— Я-то что, вы ага скажите, чтоб он меня не трогал! А я готов служить… Я человек маленький…
— Проклятый шпион! — закричал дядюшка. — Читай молитву перед смертью! Или сдохнешь там с голоду, или я тебе голову свинцом набью!
— Клянусь пророком из рода Хашима, — послышалось из-за дверей, — да ежели бы я англичанов этих хоть разок встретил… Я, значит, сто лет с англичанами воюю, вы сами знаете как…
— Маш-Касем, что толку отрицать, — сказал Асадолла-мирза, — ага все знает. Будет лучше, если ты покаешься в своих грехах.