Враждебное поглощение небольшой компании произойдет, как и планировалось. Меня бы не волновала эта компания, если бы она не была полезной пешкой в великой схеме бизнеса.
Моя компания еще не была акулой в бизнесе, но через пять, десять, двадцать лет она станет намного больше. Телекоммуникации, электронная коммерция, финансы, энергетика… мир созрел для моего захвата. Она была маленькой рыбкой в финансовой индустрии, но стала ступенькой на пути к моим большим амбициям. Я хотел сгладить все недочеты, прежде чем броситься в бой с акулами.
Кроме того, этот Андрей был полный мудак. Я узнал из достоверного источника, что он домогался своих секретарш, которых потом подкупил – чтобы те не ходили с заявой в полицию.
На всякий случай я заблокировала его номер и мысленно запомнил уволить своего секретаря за то, что информация о моем личном мобильном телефоне попала в руки кому-то за пределами моего строго контролируемого списка контактов. Она уже несколько раз облажалась — документы с ошибками, встречи назначены не на то время, пропущенные звонки от VIP-персон — и это стало последней каплей. Я продержал ее здесь только в качестве услуги ее отцу, чиновнику, который хотел, чтобы его дочь получила «настоящий опыт работы», но ее стаж закончится завтра в восемь утра.
С ее отцом я разберусь позже.
Тишина гудела в воздухе, когда я поставил чашку кофе в раковину и пошел в гостиную. Я опустился на диван и закрыл глаза, позволяя выбранным мною образам проигрываться в моей голове. Я не медитировал, но это была моя собственная долбанная форма терапии.
1 октября 2006 г.
Мой первый день рождения в качестве сироты.
Меня не волновали дни рождения. Это были бессмысленные даты в календаре, которые люди отмечали, потому что это заставляло их чувствовать себя особенными, хотя на самом деле они вообще не были особенными. Как дни рождения могут быть особенными, если они есть у всех?
Раньше я думал, что они особенные, потому что мои родители всегда придавали этому большое значение. Однажды они отвезли всю семью и шестерых моих ближайших друзей в аквапарк, где мы до вечера плескались и веселились. В другой год мне купили PlayStation, и я стал предметом зависти своего класса. Но некоторые вещи были одинаковыми каждый год. Рано утром я притворялся спящим, в то время как мои родители «пробирались» в мою спальню, неся огромной торт со свечками и шарами. Мой отец держал торт, а мама хваталась за меня и кричала: «С днем рождения!» и я смеялся и визжал, пока она щекотала меня. Это был единственный день в году, когда мне разрешали позавтракать в постели. Когда моя сестра стала достаточно взрослой, чтобы ходить, она присоединилась к ним, перелезла через меня и взъерошила мне волосы, пока я жаловался, что девочек слишком много в моей комнате.
Теперь их не было. Больше никаких семейных поездок, тортов и шаров. Больше никаких дней рождения, которые имели бы значение.
Мой дядя однажды попробовал что-то похожее организовать. Он купил мне большой шоколадный торт и привел в популярный в городе игровой зал.
Я сидел за столом в обеденной зоне и смотрел в окно. Думая. Вспоминая. Анализируем.
— Марк иди поиграй, — сказал он, — Это твой день рождения.
Он сидел напротив меня, крепкого телосложения, с волосами цвета пшеницы и светло-карими глазами, почти такими же, как у моего отца. Он не был красивым мужчиной, но тщеславным, поэтому его волосы всегда были идеально причесаны, а одежда идеально выглажена. На нем был строгий синий костюм, который выглядел совершенно неуместно среди детей и родителей с измученными лицами в футболках, бродящих по игровому залу.
До «Того дня» я нечасто видел дядю. Они с моим отцом поссорились, когда мне было семь лет, и мой отец больше никогда о нем не говорил. Несмотря на это, дядя Ваня взял меня к себе вместо того, чтобы позволить мне оказаться в системе детского дома, что, я думаю, было очень мило с его стороны.
— Я не хочу играть, — я постучал костяшками пальцев по столу. Один. Два. Три. Три выстрела. Три тела падают на пол. Я зажмурился и приложил все свои силы, чтобы выкинуть эти образы из головы. Но видения вернуться, как делали это каждый день, начиная с того самого дня.
— Что ты хочешь? – спросил дядя.
Я посмотрел ему в глаза. Он держал взгляд несколько секунд, прежде чем опустить глаза.
После того как моей семьи не стало, люди не смотрят мне в глаза. Они отворачивались — не потому, что жалели меня, а потому, что боялись какой-то базовый инстинкт выживания глубоко внутри них кричал им, чтобы они бежали и никогда не оглядывались назад.