На пороге вырисовывалась Женька.
- Привет.
- Привет. Я с тобой никуда не пойду.
- А я тебя никуда и не зову. Войти можно? Слушай, вчера такие чудеса в решете приключились. Ты когда убежала, она меня не отпустила, хоть я хотела за тобой. Потом она всех прогнала, стала карты перекладывать, у нее были такие глаза! Видимо что- то не срасталось. А я же сижу тихо, как мышка, наблюдаю. Слушай, она, вообще такая страшная, как бегемот. Затем стала про тебя спрашивать - где живешь, с кем живешь. Ну, я ответила как есть. Секрет что – ли, какой? Траву вонючую подожгла, ужас.... Потом она пацаненка какого- то крикнула, и снарядила мне в провожатые. Сама же знаешь, какой там бандитский район, как стемнеет, нос не суй. А тебя так отпустила, типа ты никому не нужна? - и мелко захихикала.
- Да уж, чудеса в решете, это точно, - подумала Катя.
И старалась забыть этот поход в барак, эту никчемную гадалку. Она как раз купила, какой- то женский роман, вот только с манжетами разберется, и окажется в прекрасном мире хоть и чужой, но любовной, волшебной истории со счастливым концом. Да вот еще с платьем, которое она выкроила для себя надо заняться, никак дошить не может, не хочется как- то. Для кого наряжаться, марафет наводить - Саша далеко, а про других, она даже и не помышляла, другие для нее не существовали.
Жизнь сделала новый виток, потихоньку все видоизменялось, обустраивалось. Кто мог, приспосабливался, кто нет, уходили в мир иной...
Одну из фабрик города перекроили в торговый центр, где в одном из уголков арендовала помещение знакомая матери, когда - то жившая в общаге. Сделав там швейную мастерскую, позвала Катю к себе на работу.
Наступивший день складывался совсем неудачно, даже поганенько. Пришли две привередливые тетки - одной казалось, что оборки пришиты криво, другой, что брюки подшиты неправильно.
Когда Катя после 10 часовой работы добрела до дому, она была практически уже никакая.
Мать сидела на продавленном матрасе, вокруг нее разбросанные письма, кучковались, и на кровати и на полу. По конвертам и листам с размашистым, немного небрежным почерком, она быстро поняла, что это ее письма. На них на всех были сердечки, которые Саша рисовал, но только для нее, Кати! Да и других писем никогда в доме не было.
-Ты давно их читаешь? - запинаясь, спросила Катя.
Мать слабо кивнула, ее голова совсем низко свесилась к груди.
- Мне никто и никогда такого не написал. Это и есть любовь, Катенька? Да?
Катя приподняла ее за лицо, по которому растекалась мокрота. Глаза были в характерной бессмыслице, она опять напилась. Хотя только утром клялась, что сегодня "нини- нинишечки". Ее сейчас ругать было совершенно бесполезным занятием. Ладно, хоть простынь свою, постирала.
-Ты понимаешь, понимаешь мне так никто, чтобы вот так вот, - и замолчала, не могла выразить, не находила подходящего определения, - и слова такие добрые, душевные, красивые подбирает. Вот я умру, а мне вспомнить нечего. Твой папашка, подлец, и этот охламон тоже не лучше был.
Уже через несколько минут обе плакали навзрыд, поливая слезами, друг друга. Снова обнимались, целовались и опять слезы, уже капавшие на одеяло и подушку.
Мать взяла в руки одно из писем и стала нашептывать его, словно это была их общая тайна.
-Ты Катюша верно , счастливой у меня будешь, такой парень тебе достался, - она что- то обдумывала в своей нетрезвой голове, - и семья у него приличная, так ведь? Ты держись за него, не отпускай, держись что есть мочи.
Катя вспомнила Сашино последнее письмо - "на майские приехать не смогу, прости, хвостов много.... А когда экзамены в июне сдам я весь твой, делай со мной что хочешь"
ГЛАВА 6
И тут случились такое событие, впоследствии, перевернувшее, растеребившее их прежнюю, пусть не очень счастливую, но достаточно спокойную жизнь.
В городе, после приватизации квартир, начался новый этап - приватизация комнат.
Многие предприятия в городе оказались банкротами, неспособными содержать на своем балансе не общежития, ни санатории, ни детские садики. Город нехотя, со скрипом, с долгой бумажной волокитой принимал их на себя. Вот и их общежитие получило разрешение на приватизацию, вернее сказать, людям дали возможность, оформить комнаты в собственность. А в дальнейшем, продать их и купить отдельное благоустроенное жилье. Такой, во всяком случае, была задумка. И теперь, по этажам сновали разномастные личности с подвешенным языком, дававшие советы, как и что лучше сделать. Они заходили в комнаты и непринужденно общаясь, собирали сведения о жильцах. Но эти личности умели делать лучше только в свою пользу.