– Правда? Вы меня огорчаете. Нужно будет написать ей. Я напишу, что я здесь, что пытаюсь разобраться с ее лошадьми.
– А что с ее лошадьми?
– Я еще не знаю. Но они перестали выигрывать. И это очень скверно. – Он снова улыбнулся, довольно озорно. – Если хотите разбогатеть, советую поставить на восьмой номер в четвертом заезде.
– Спасибо, – ответил я. – Нерисса говорила мне, что ее лошади не выигрывают.
– Не удивительно, что она об этом говорила. С ними происходит какая-то ерунда. Дайте им десятиминутную фору, подкупите жокеев, все равно не выиграют.
– И вы что-нибудь выяснили?
– Ничего. Аркнольд ужасно переживает. Говорит, что у него никогда ничего подобного не случалось.
– Может быть, вирусное? – предположил я.
– Отпадает. Тогда болели бы все лошади, не только теткины. Я спрашивал у тренера, но он говорит, что понятия не имеет.
– Я хотел бы с ним поговорить, – бросил я мимоходом.
– Понимаю. Это очень просто. Только сначала давайте спрячемся от ветра и выпьем пива, ладно? У Аркнольда бежит лошадь в этом заезде.
– Отлично, – согласился я, и мы пошли пить пиво. Дэн прав. Дул сильный ветер. Было довольно холодно. Похоже, весна запаздывала.
Дэну было где-то двадцать. Голубые глаза и ослепительные зубы делали его каким-то уж чересчур калифорнийским. Может быть, он и не был маменькиным сынком, но любимцем богов – наверняка.
Он сообщил, что учится в Беркли политическим наукам и через несколько месяцев получит диплом.
– А что собираешься делать потом? – спросил я, чтобы поддержать разговор.
Он сощурился, улыбаясь.
– Пока не знаю.
«Плохо ему не будет, – подумал я. – Баловень судьбы, у таких всегда все гладко».
Заезд закончился. Лошадь Гревилла пришла третьей.
– Жаль, – вздохнул Дэн. – Я поставил только на нее, а надо было на всю первую тройку.
– Много проиграли? – сочувственно спросил я.
– Ерунда. Несколько рэндов.
Рэнд чуть меньше доллара. Действительно, не так уж много. Мы не спеша направились к паддоку.
– Знаете, что я вам скажу? – заговорил Дэн чуть погодя. – Я думал, что вы совсем другой.
– Какой? – усмехнулся я.
– Ну, не знаю... кинозвезда... Я думал, вы будете страшно задирать нос.
– Актеры такие же люди, как и все.
Он не поверил мне, а я не шутил. Я подумал, что Дэн гораздо эффектней меня. Конечно, я был повыше, пошире в плечах, но у него было что-то такое, к чему внешность не имеет отношения.
Лошадью, которая пришла третьей, занимался довольно крупный, крепко сложенный мужчина; он с неудовольствием осматривал ее ноги, ощупывал шею и круп.
– Это Гревилл Аркнольд, – шепнул мне Дэн.
Тренер объяснялся с хозяйкой и не отличался любезностью. Конечно, я знал, что тренер, если он не хочет свихнуться, должен быть твердым, ведь не может же он без конца оправдываться, убеждая хозяев, чьи лошади не выиграли, в том, что, хотя он и обеспечил их собственность лучшей кормежкой и лучшим тренингом, чужие оказались резвей; но все равно, он был слишком небрежен.
Лошадь увели, люди разошлись.
Аркнольд поднял взгляд на Дэна. Парень указал на меня кивком головы. Тренер не торопясь пошел к нам.
Дэн представил нас друг другу, как бы подчеркивая, что если мы познакомимся, то выиграем от этого оба.
Возможно.
Но, честно говоря, Гревилл Аркнольд не понравился мне ни в первый день, ни позже. Он был вежлив со мной: улыбнулся, подал руку, сказал, что рад, что миссис Кейсвел сообщила ему о моем приезде, что ждал и готов мне все показать.
Говорил он с сочным акцентом и знал, как и большинство местных жителей, три языка – английский, африкаанс и зулусский. Лицо его напоминало пластилиновую маску – очень узкие, почти незаметные губы, глубокие морщины на щеках, аккуратные рыжие усики. Он улыбался, приветствуя меня, но глаза его оставались холодными как лед.
– Ваша лошадь сегодня не очень, – заговорил я.
Реакция была мгновенной:
– Эта дура так просила, что я согласился и выпустил ее лошадь сегодня, а хотел, чтобы она бежала только в субботу. На прошлой неделе в Турффонтейле поле было очень твердое, она должна была отдыхать еще три дня.
– Мне показалось, что она извинялась перед вами?
– Да. Конечно. Но слишком поздно. Дура. Лошадь что надо, в субботу она бы выиграла. Но что поделаешь? Владельцы должны слушаться тренера беспрекословно. Ведь тренеру платят за то, что он знает свое дело. Решать всегда должен специалист.
Я ответил ничего не значащей улыбкой. Правда, я был всего-навсего владельцем, но с этим его «всегда» можно было поспорить. Иногда – это другое дело. Может быть, часто, но не всегда. Я знаю по крайней мере одного победителя Большого Национального Кубка, который вообще никогда не стартовал бы, если бы его хозяин слушал тренера.
– Я вижу, в четвертом заезде бежит лошадь миссис Кейсвел, – заметил я.
Аркнольд скривился.
– Да. Думаю, она вам сказала, что в последнее время ее лошади выступают хуже некуда.
– И что она не может понять, почему.
Он пожал плечами.
– Я тоже не могу понять. Та же пища, тот же уход, что у остальных. Они здоровы. Их несколько раз обследовал ветеринар. Непонятно. Совершенно непонятно.
– Да уж, – сказал я.
– Наркотики тоже отпадают. Мы сделали чуть не сотню анализов. Результаты отрицательные.
– А как они выглядят? – спросил я. – То есть по их поведению ничего не заметно?
– Можете сами посмотреть, – предложил он. – Если вы, конечно, разбираетесь в лошадях.
– И довольно неплохо, – встрял Дэн. – Ведь не секрет, что папаша мистера Линкольна начинал подручным в конюшне.
– Да? – удивился Аркнольд. – В таком случае вы можете посмотреть. Может, что и найдете. Кто знает.
В его голосе прозвучала нескрываемая ирония, он был уверен, что этого случиться не может. Иначе говоря, он или точно знал, что происходит с лошадьми Нериссы и был уверен, что мне не докопаться, или действительно не имел об этом никакого понятия.
– С удовольствием, – сказал я.
– Тогда хоть завтра, где-то в половине пятого, на вечерний обход.
Я кивнул.
– Вот и хорошо. А вы, Дэн? Может быть, и вы приедете?
– Разумеется, Аркнольд...
Так и договорились. Дэн предложил заехать за мной в «Игуану».
Ченк, конь Нериссы, участвующий в четвертом заезде, во время проводки в паддоке выглядел здоровым. У него была блестящая шкура и незакрепощенные, сильные мышцы. Он не производил впечатление особо мощного, но лоб у него был красивый, умный, а лопатки широко расставленные. Порция, сестра Нериссы, заплатила двадцать пять тысяч рэндов за его происхождение, пока он выиграл всего один заезд, и то несколько месяцев назад, в апреле.
– Что вы о нем скажете? – спросил Дэн.
– Выглядит неплохо.
– Вот именно. Аркнольд говорит то же самое. На вид они все здоровые.
Ченка водили на поводу два конюха; видно было, что тренер заботится о нем.
Все лошади ступали балетным шагом, они с рождения привыкли к очень твердой почве. Ченк поскакал на старт так же бодро, как и остальные лошади, занял удобную позицию и неплохо стартовал. Я следил за всем этим в бинокль.
Первую половину мили он прошел очень хорошо, держась на шестом месте, сразу после группы лидеров. Но когда после поворота они вышли на прямую, ситуация изменилась, и Ченк стал перемещаться в тыл. Я смотрел на подпрыгивающую голову жокея, понимая, что он изо всех сил пытается заставить Ченка выйти вперед, но было ясно, что это уже безнадежное дело, Ченк быстро терял силы, и даже лучший в мире наездник тут ничего бы не сделал.
Я опустил бинокль. На последнем участке еще продолжалась борьба, но к финишу Ченк отстал уже на тридцать корпусов. Толпа рычала, но на Ченка никто не обращал внимания.
Мы с Дэном пошли посмотреть, как его будут расседлывать. И мы, и Аркнольд были обескуражены.
– Ну вот, – сказал он. – Вы сами видели.