Пембрук и Холл давным-давно умерли, а Пэнгборн умер недавно… Не осталось никого, кто сумел бы остановить Левина. Он владел значительно большей частью компании, нежели Харрис, и вообще сомнительно, чтобы она попыталась ему противостоять. И, вполне возможно, Харрис полностью разделяет точку зрения Левина на дальнейшую судьбу компании.
Все это не имело значения. В особенности для меня. Левину я нравился. У меня есть это преимущество — разумеется, до тех пор, пока я не подведу его. Если я сочиню что-нибудь для «Наноклина», моя репутация только улучшится. И я отлично знал, зачем я все это делаю: дом в Принстоне манил меня. -
Проблема состояла в том, что зов оказался недостаточно громким. А может, я всего лишь не мог расслышать его за стонами агонизирующего единства Пембрук-Холла. И вместе с тем меня охватила острая жалость к себе, ибо я понял, что вещи для переезда упаковывать не стоит. По крайней мере в ближайшее время…
Я снял часы и вызвал на экран номер Джен, готовясь стереть его. Потом передумал. Швырнул часы на стол и помассировал запястье.
Может быть, написать ролик в виде очередного бесконечного потока сознания?..
Из этого ничего не вышло. Я выдумал несколько глупых, бессмысленных фраз, занер их в ноутбук и на том застопорился. Тогда я попытался отвлечься и переключился на «Бостон Харбор». Это лишь усугубило творческий кризис.
Я сделал попытку пересмотреть рекламу «Психотропов на Каждый День». Не помогло. Я пребывал в ступоре и отлично это сознавал. Единственный выход — отложить работу и дожидаться вдохновения. Это означало, что мне придется искать занятие на остаток дня или же бездельничать. Может, завтра будет лучше?
Поэтому я убил кучу времени, охлаждая воду, залез в душ, покопался в архивах и в поисковой базе компьютера, а потом немного пошатался по зданию, прячась от Бэйнбридж. Так прошёл день. К тому времени, как я решился еще раз взглянуть на «Психотропы», Хотчкисс сунул голову в мой кабинет и щелкнул выключателем.
— Эй, Боддеккер, что это ты сидишь во мраке? Прячешься от нас, что ли?
— А? — Я поднял глаза.
— Если ты не заметил: все агентство страдает от творческого запора, и есть лишь одно лекарство, друг мой. Мы собираемся воспользоваться им для повышения жизненного тонуса. Полагаю, ты с нами?
Я поднял бровь.
— Огилви? Хотчкисс кивнул.
— Хонникер из Расчетного отдела тоже туда собирается. Я пожал плечами. Она постоянно там бывает. И в связи
с этим к Огилви заявится половина мужского населения Пембрук-Холла. Неплохая идея в том случае, если можешь выдержать конкуренцию. Я не мог.
— Какая разница? — сказал я. — Впрочем, готов к вам присоединиться.
— Я на тебя рассчитываю.
— Постой. Бэйнбридж идет? Хотчкисс покачал головой.
— Она рано ушла. У нее сегодня занятия или что-то такое. Обидно, да?
— Да. Непременно там буду. Он ухмыльнулся.
— Волокита.
— Жертва переориентации.
— Куриные мозги.
— Морда кирпича просит.
— Тьфу на тебя.
— Подумаешь!..
— Это еще что такое? — поинтересовался Апчерч, возникнув в дверном проеме и хлопнув Хотчкисса по плечу. — Ссора любовников?
— Нет. Думаю, драчка за руку прекрасной Хонникер из Расчетного отдела, — послышался из коридора голос Черчилля.
— Еще чего! — сказал Апчерч. — У них нет ни шанса.
— А у кого есть? — сказал я.
— Ах-ах, — отозвался Черчилль. — Видишь ли, мой друг как раз работает над слиянием компьютерной и человеческой составляющей — так мы это называем.
— А Хонникер, — подхватил Апчерч, — прекрасный образчик человеческой составляющей…
— К делу, — сказал Хотчкисс. — Мы собираемся к Огилви за творческой клизмой. Вас это интересует?
— А то! — немедленно отозвался Апчерч. — Там же будет Хонникер из Расчетного.
— Как насчет твоего злобного напарника? — Хотчкисс кивнул на Черчилля.
— Я тоже иду, — сообщил Черчилль. — Но сперва приму парочку стимуляторов.
— Правильно. Я тоже. — Апчерч кивнул нам. — Встретимся на месте.
И Черчи испарились.
— Не переживай, — сказал Хотчкисс. — С Хонникер им ничего не светит.
— А кто переживает? — сказал я. — Только не я.
— У тебя больше шансов, чем у Черчи. Она терпеть не может компьютерщиков.
— Черчилль — не компьютерщик.
— Наркоманов она тоже не любит.
— Благодарю, — сказал я, одарив Хотчкисса нелюбезным взглядом. — Звучит ободряюще.