— К белякам подошли свежие части с Кубани и Дона, — говорил Дыбенко. — Враг рядом, ждет удобного момента, чтобы ударить по Крымской Красной армии…
Отступив к Феодосии и Керчи, белогвардейцы сумели задержаться на перешейке Керченского полуострова, организовали фронт от Феодосийского залива на юге до Арабатского залива у деревни Ак-Монай (Каменское) на севере. Держались они при поддержке англо-французских кораблей, которые базировались в Феодосийском и Керченском портах. Корабли Антанты выходили в Азовское море, в Арабатский и Феодосийский заливы и оттуда вели огонь из дальнобойных орудий, а так как ширина перешейка не превышала 20 километров, налеты вражеской артиллерии достигали цели… С помощью союзников, главным образом французских инженеров, деникинцы сравнительно быстро построили поперек перешейка три линии окопов полного профиля, много блиндажей, ходов сообщения, пулеметных гнезд, все это прикрыли несколькими рядами колючей проволоки.
Дыбенко и Федько понимали, что деникинцы при первом удобном случае начнут наступление и двинутся в глубь Северного Крыма. Дыбенко настоятельно рекомендовал Федько Ак-Монайские позиции держать под неослабным наблюдением. Он говорил:
— Мне кажется, что именно оттуда деникинцы начнут наступление. Обратите серьезное внимание на состояние наших укреплений. Немаловажное значение имеет высокий боевой и моральный дух красноармейцев. Не давайте белякам спокойно отсиживаться, старайтесь атаковать…
Федько сказал командующему:
— С возложенными задачами справимся!
Они расстались.
Дыбенко прибыл на свой боевой участок. Его войска действовали в районе от Александровска до Екатеринослава. В боевом приказе от 15 мая 1919 года он требовал от командиров и политкомиссаров смелости и решительности: не давать возможности бандитам закрепляться, стремительно преследовать; сдавшихся в плен щадить, сопротивляющихся уничтожать.
Красные войска действовали быстро, напористо. Отступая, григорьевцы зверски расправлялись с попавшими в плен красноармейцами, местными жителями, советскими и партийными работниками.
Две недели красные воины под командованием Дыбенко и Пархоменко стремительно преследовали врага. Дыбенко горел желанием захватить Григорьева живым, однако «атаман» трусливо удрал, спрятался у Махно. Но смерти бандит не избежал. Два атамана рвались к власти, к управлению Украиной. Более хитрый Махно 27 июля 1919 года расстрелял Григорьева, позже, в 1921 году, батька сбежал за границу.
Покончив с григорьевщиной, Дыбенко спешил в Крым.
Доклад Федько не обрадовал. Воспользовавшись выступлением Григорьева и успехами белой армии в Донбассе, белогвардейцы предприняли активные действия на Керченском полуострове. Сначала они повели наступление от Черной Балки на Дальние Камыши и, хотя их поддерживала корабельная артиллерия союзников, успеха не имели. Тогда белогвардейцы решили нанести удар по участку, занимаемому 3-м Таврическим советским полком, но и здесь атаки врага были отбиты… Федько назвал особо отличившихся командиров и бойцов Керченского фронта, но вынужден был признать, что белогвардейцы, хоть и медленно, все же продвигаются в глубь Крымского полуострова.
Положение в Крымской республике тяжелое. Не на кого опереться, всюду не хватает людей, мало коммунистов в войсках и гражданских учреждениях. Вновь формируемые части Красной Армии не обеспечены командным составом. А враг рядом: в море корабли Антанты, на суше деникинцы…
С очередной почтой из Москвы пришло письмо от Николая Александровича Семашко: Дыбенко читал и только головой покачивал… Наркомздрав по-хозяйски заботится о будущем, пишет, что Крым скоро превратится во всенародную здравницу, настоятельно просит надежно охранять дворцы, в них будут отдыхать трудящиеся. Пошел к Петриковскому, показал письмо, поручил установить у дворцов надежную охрану. Заглянул к Коллонтай. Та, прочитав письмо Николая Александровича, согласилась, что обязательно надо сберечь Крым для отдыха трудящихся.
А Дыбенко резко сказал:
— Красноармейцев заели вши, нет белья, медикаментов; войска разуты и раздеты; не хватает вооружения, одна винтовка на десять человек, а бои на носу.
— Сегодняшнее, Павел, не должно заслонить будущее. Ради него ведем эту тяжелую, кровавую войну.
— Будто я не понимаю, — бросил Павел Ефимович и ушел сердитый.
Коллонтай съездила, осмотрела дворцы. Побывала в Гурзуфе, который очень любила. Посетила Ялту. Возложила венок на могилу сестры — Евгении Мравиной, артистки русской оперы, умершей здесь весной 1914 года…