Я подошла к окну: казненные все еще висели. По скверу с автоматом на изготовку вразвалку ходил часовой…
А на третью ночь нас разбудила соседка, сказала, чтобы мы шли к качелям.
— Партизаны наших хоронить будут, а предателей — судить.
Когда мы пришли, людей уже много собралось. Около вырытой могилы стояли три гроба. А близ телеги, на которой лежали связанные предатели, я увидела Карпова, Володю Иванова и еще троих: двое из Бабьих выселок, а третий в военной шинели, его я видела впервые.
Карпов припал на колено, наклонился над гробами.
— Прощайте… — сказал он. — Мы отомстим за вас.
Мы все плакали.
Гробы закрыли крышками, забили гвоздями и опустили в могилу.
Начался суд. Предателей подвели к качелям.
— Жители Масляной горы! — это заговорил военный (звали его Федором Завьяловым). — Перед вами презренные иуды. Они выдали ваших односельчан фашистским карателям.
— Смерть предателям! — раздались голоса.
Завьялов продолжал:
— Партизанский суд приговорил к смертной казни через повешение старост и полицаев Илью Савинова, Сергея Савинова и Василия Сезонова — изменников Родины, предавших многих советских людей.
Уже когда народ стал расходиться, я приблизилась к Карпову, спросила об отце.
— Он с нами, Тося, — ответил Александр Иванович. — Будь молодцом, береги себя…
На следующий день понаехали каратели, взяли заложников, увезли в «Красную звезду» в комендатуру. Потом прошел слух — всех расстреляли… Тогда же каратели убили и жену Нестерова, от переживаний сошедшую с ума.
Тося закончила свой печальный рассказ.
Веселов снял с костра кастрюлю.
«Значит, против партизан немцы большие силы направили. Наверное, тогда и Комково сожгли», — думал про себя Шуханов.
Бойцы увязали рюкзаки и отправились дальше. Так же, как и раньше, обходили населенные пункты, делали короткие остановки для отдыха.
Из очередной разведки Лепов вернулся сильно взволнованный.
— Чертовщина получается, — тихо сказал он Шуханову. — Тосин отец — староста!
Появись сейчас в лесу вражеские автоматчики, и они бы так не удивили Шуханова, как эта ошеломляющая весть.
Между тем Алексей рассказал: они набрели на лесной лагерь, пробрались в одну холодную, сырую землянку и ужаснулись: там сидели трое больных, исхудалых детей, завернутых в лохмотья, а около камелька, прямо на земле, лежал дряхлый дед, единственный кормилец этих ребят. Самому старшему семь лет. Отец детей, сын старика, на фронте, а мать фашисты убили за то, что не хотела отдавать им свою избу.
— От старика я и узнал о Чащине. «Не может быть!» — говорю. Но старик заверял, что хорошо знает Вениамина Платоновича из Масляной горы. «Хоть на него никто не жалуется и зла в нем нет, — заявил дед, — но раз староста— значит, предатель, и с ним надо кончать».
С Леповым в разведку ходили два друга-лесгафтовца. Шуханов спросил:
— Они слышали ваш разговор со стариком?
— Нет. Ребята караулили у входа. Я ничего им не сказал. Хотел вначале с вами посоветоваться. Дело-то слишком щекотливое.
— Договоримся так, лейтенант: пока не разберемся сами, никто об этом знать не должен. Никто! Особенно Тося…
Отряд приближался к песчаным карьерам. Из разведки вернулся один Веселов. Его широкое лицо сияло радостью.
— Нашли кирпичный! — воскликнул мичман, приблизившись к сидевшим вокруг маленького костра. — В путь, в путь, товарищи!
Как уверял Веселов, предстояло пройти километров шесть. Он вел отряд по лыжне… Мороз обжигал лица, деревья трещали от холода. Над головами людей поднимался белый пар.
— Глядите! В-вот наш д-дворец! — Мичман протянул вперед лыжную палку. — Шикарнейшее подземелье!
Все смотрели в темное отверстие, видневшееся в сопке. К подземелью подступал сосновый лес, нестарый, но частый. Откуда-то из черного зева появился Лепов.
— Прошу следовать за мной, — произнес он, и казалось, говорил это вовсе не лейтенант Лепов, а волшебник Али-Баба, который вот-вот изречет: «Симсим, открой дверь!»
Алексей поднял над головой фонарь «летучая мышь» и повел всех по широкому подземелью, где было холодно, мрачно и сыро.
— Эй! — крикнул Лепов.
Из темноты донесся глуховатый голос Тоси:
— Сюда, сюда.
Алексей свернул вправо и остановился. В глаза ударил свет. Они вошли в помещение, напоминающее землянку.
— Наше жилье, — сказал он. — Добрые люди соорудили и неплохо оборудовали. Даже запас продуктов оставили. В общем, если нас отсюда не выкурят, заживем припеваючи… Как медведи в берлоге.