Постепенно ему стали открываться новые грани жизни и борьбы во вражеском тылу.
От еды Никита Павлович отказался. Он ждал гостя и отлучаться не мог.
Большая изба Иванова была крайней в деревне, стояла на горе, и проходившая по берегу реки дорога хорошо просматривалась километра на три. На ней он заметил подводу Сащенко. До войны Прохор ничем особенным в колхозе себя не проявлял. Исправно пас коров да с женщинами переругивался. Был он малого роста, рябой, неказистый. Зато жена Авдотья высокая, сильная. Бывало, выпьет Прохор, идет, а ноги не слушаются, подкашиваются. Увидит его жена, выскочит из избы, подхватит мужика под мышки, притащит домой и долго-долго доказывает, что проклятое зелье совсем подточит и без того чахлое его здоровье… Когда немцы приближались к Каменке, по предложению Назара Иванова — секретаря партийной организации колхоза — ему передали колхозную лошадь, которую Прохор почему-то назвал Химерой.
Вскоре подвода подкатила к избе.
— Принимай гостя, борода! — крикнул Прохор, улыбаясь беззубым ртом.
Карпов спрыгнул с телеги, протянул руку, тепло и просто сказал:
— Не знаю, ждал или нет, Никита Павлович? Все равно принимай.
— Назар наказывал, что будешь, только когда — не известно.
Карпов кивнул головой на воз:
— Маслишка привезли… Только ты с ним поосторожнее.
Иванов не понял, но не показал виду, а подошел к телеге. Прикрытые сеном, на телеге стояли два ящика. Они были тяжелые — насилу до бани донесли втроем.
Очень хотелось Иванову спросить, что же это за масло, но не решился, ждал, пока Карпов сам скажет. А услыхав, что в ящиках тол, заволновался.
— Не бей по ящикам молотком и не вздумай растоплять баню, — не то серьезно, не то шутя сказал Карпов.
Сащенко уехал.
Иванов провел Карпова в избу. Припомнилось мирное время. Тогда все шло по-другому. Бывало, остановит секретарь райкома партии машину у крыльца и запросто забежит в гости, жена Никиты, Прасковья Наумовна, быстро самоварчик согреет. Карпов любил чаевничать, а от вина всегда отказывался.
— Как живем при новых порядках? — устремил он на хозяина колкий, прищуренный взгляд.
— Надо бы хуже, да нельзя, — ответил Никита. — Особенно нам, старикам, плохо. Завидую сыну: Назар мой как пошел летом с истребительным отрядом немецких парашютистов ловить, так и стал лесовиком. Будь я помоложе, не отстал бы от него… А задание твое выполнил. Жена помогала. Внуку Володьке секрет доверил. Сащенко и еще кое-кого привлек. Так что можешь осмотреть и оценить работу.
Старик исподлобья посматривал на Карпова. Как и раньше, тот чисто выбрит, опрятно одет, только глаза смотрят строже и как бы насквозь видят.
— Так вот я про Володьку. Пойду, говорит, к бате. Словно тот в соседнем поле хлеб убирает. И ушел.
Карпов внимательно слушал. Уважал он этого умного мужика, склонного к словотворчеству, мастера на все руки. Положил руку на его широкую спину и проникновенно сказал:
— У Назара отряд пока небольшой, но боевой. Немцев бьет, да и ему, конечно, достается. Внуку тоже дело дали. Скоро он вернется… Да и ты не древний старик, можно сказать, мужчина в расцвете сил и таланта. Мы и тебя загрузим. Дела всем хватит — и молодым и старым.
— Я же беспартийный. — Иванов прищурил левый глаз, помолчал и потом медленно сказал: — Все сделаю, Александр Иванович.
— Старосту своего надо поставить в Каменке.
У Никиты Павловича расширились глаза.
— Как, найдем подходящего человека? — спросил Карпов.
— Кто же пойдет?! Честный откажется, а прохвост не нужен. Не найдем. Нипочем не найдем!
Карпов изучающе смотрел на Иванова.
— А вот мы в «Красной звезде» церковь открыли. Попа своего нашли. Придется и тебе сходить к отцу Филимону…
— Да уж я и дорогу туда забыл. — Иванов пожал плечами.
— Вспомнишь. — Карпов дружески обнял его. — Вспомнишь. Привет от меня батюшке передашь… Ну а когда в деревне поставим своего старосту, он станет за нас с тобой молиться…
Спать легли поздно и рано проснулись.
— Пойдем-ка сходим в баньку, — сказал Никита Павлович Карпову.
— С удовольствием, — ответил Александр Иванович.
Не отставая от Никиты Павловича, он шел к баньке, стоявшей в конце сада на самом косогоре. Деревня еще спала. Над низинными пожнями за рекой стелился густой туман. Александр Иванович снял кепку и провел ладонью по волосам. На пышной русоватой шевелюре просвечивали седины, особенно заметные на висках.