— Здравствуйте! — Смолокуров протянул руку сначала Карпову, потом остальным. — Принимайте налог.
— Какой налог? — не понял Карпов.
— Как какой? Обнакновенный. Пока немчура проклятая болтается у нас, эва какая пеня нарастет. А на кой леший мне пеня? Пошел я к старосте. Давай, говорю, лошадь, дрова привезти. Выпросил кое-как. Погрузил на телегу все, что с меня причитается, — и сюда. Учителю сгодится… Только расписочку с печатью прошу. Протурим фашистов, а я буду чист перед Советским государством.
Поступок Смолокурова, его немудреная речь растрогали Карпова. Он сказал гостю:
— Печати у меня нет, Василий Васильевич. А за продукты спасибо. Они Николаю Осиповичу очень пригодятся.
— И я об этом же. А печать в школе имеется.
Продукты приняли. Получив нужный документ и спрятав его в фуражку под подкладку, Смолокуров сказал:
— Теперь пеня не нарастет, да и этим гадам, фашистам, мое добро не достанется. Вот им, сволочам, — и показал дулю.
— Как живется при новой власти? — спросил Карпов.
— А она у пас старая, Советская. — И весело произнес: — Ну, прощавайте, товарищи! — Он пожал всем руки и вышел.
Из окна было видно, как Смолокуров прыгнул в телегу и поехал по школьному парку.
— Не в продуктах дело, друзья мои, — раздумчиво оказал Карпов. — Нет, не в этом суть. Смолокуров — надежный помощник партизан.
Уже когда миновали березовый школьный парк и шли по берегу реки, Карпов остановился.
— Не сказал я Николаю Осиповичу о гибели жены. Не мог.
— И правильно сделал, что утаил. Так-то.
В момент страшной казни, учиненной зондеркомандой в Масляной горе, Архип Михайлович Михайлов сидел в избе один. Если бы кто мог знать, как тяжело сжималось у него сердце, как стучало в висках. Нет, не сумел он предотвратить злодеяния.
Михайлов тер виски и думал. Какими глазами смотрят на него люди? «Убийца! Предатель!» — читал он в безмолвных укоряющих взглядах прохожих. Эх, если бы рассказать людям правду! Так запросто, как до войны, на сходке, И он вспоминал, вспоминал… Об отце, который работал в Москве в типографии Сытина наборщиком и умер от отравления свинцовой пылью. О матери, оставшейся с пятью ребятишками. О том, как начал работать наборщиком в типографии, выполнял партийное задание метранпажа Коптелова и стал связным партии.
Мог бы рассказать людям, как воевал с юнкерами, засевшими в Московском Кремле, дрался с беляками, как был приговорен мятежниками Антонова к повешению и как в камере смертников поседела голова.
И все же ему было тяжело от сознания того, что кто-нибудь спросит:
— Скажи, как ты очутился на службе у немцев?
Можно бы объяснить коротко… Когда немецкие войска приближались к Пскову, на заседании райкома обсуждался вопрос о переходе на подпольную работу. Распределялись обязанности. Вот тогда все было решено.
А если зададут новый вопрос:
— А нельзя ли точнее?
Тогда придется сказать:
— Где-то недалеко находится секретарь райкома Карпов. Вот спросите его.
А как оправдаться, если люди узнают о словах теперешнего начальника:
— Он сам пришел к нам и пожелал служить великому фюреру. Свои обязанности он выполняет неплохо, и я им доволен.
У Михайлова разламывалась от боли голова. Конечно, он не раз вредил фашистам, но кто подтвердит это?
Однажды он посоветовал Мирсбергу поделить созревший урожай по-честному.
— Каким же образом? — заинтересовался капитан.
— Очень просто. Предложите русским убирать «со снопа». Если они станут жать серпом, получают каждый третий сноп, косой — пятый, при уборке конной жаткой — каждый седьмой.
По душе пришелся этот совет Мирсбергу. Колхозникам он тоже понравился… Погода благоприятствовала уборке: было тепло и сухо. Жали днем и ночью. Только, одно непонятно: хлеба выросли добрые, густые, колосья тяжелые, зернистые, а суслончики получились немощные, да и мало их было. Однако дело сделано. Снопы поделили.
Поля опустели. На жнивье расхаживали грачи. А в лесу, куда перекочевал почти весь урожай с колхозных полей, партизаны молотили, зерно ссыпали в мешки и прятали в надежные подземные кладовые.
И наверное, не узнали бы немцы подвоха, но нашелся предатель. «Обманули вас русские, — доложил он своим хозяевам, — отдали вам пустячки, а себе взяли тучные колоски». Им оказался староста Бабьих выселок Савинов.
Вершить суд и расправу отправилась зондеркоманда во главе с гауптштурмфюрером Рольфом Штайнером. Первую остановку они сделали в Масляной горе. Прихватил с собой каратель и капитана Мирсберга и его хозяйственный взвод, чтобы поучились, как надо разговаривать с русскими.