Змей приходил в себя, мы пили пиво, но мои мантры не имели продолжительного действия. Он все-таки убил какого-то гориллу из инженерного колледжа, в тюрьме пришил еще одного и в конце концов получил заточку в сердце. Еще была девушка, с которой я встречался…
Она считала себя поэтессой и готовилась к карьере арт-дилера. Лина — так ее звали — экономила на всем и вкалывала как лошадь. Когда я побывал у нее дома, то поразился двум контрастным обстоятельствам: роскошной квартире в центре и пустому холодильнику.
Лина заявила, что презирает сладкое. Это странно, но все же презрение — отнюдь не равнодушие; как-то раз я затащил ее в кондитерскую, угостил и, конечно же, выяснил, что она сходит с ума по пирожным, ликерам и шерри. Постепенно я убедил ее ни в чем себе не отказывать, а через год с удивлением узнал, что Лина безобразно растолстела, спилась и осталась без крыши над головой. Невероятно? Смешно? Пожалуй. Они были бессильны перед реальностью так же, как ты. Но в отличие от тебя в них не было ярости. Стоило качнуть маятник — и все рушилось в бездну.
После получения диплома меня оставили в аспирантуре.
Вскоре я начал преподавать. Мне было, кажется, 29, когда я увидел милую первокурсницу с огненнорыжей гривой. Девушка очень любила драматический кружок.
Этот агнец на подмостках не покидал мои мысли ни днем, ни ночью. Как я ни старался, не мог представить ее в адвокатской конторе или в суде. Прошел год, и девушка предпочла театр, повысив его статус от любовника до мужа. Что касается меня, то я не мог похвастаться и первым. Как всякая молодая галактика, ты была весьма радиоактивна. Жарясь под Тобой-Солнцем и бессильный приблизится к центру вращения, я настолько презирал себя, что впервые подумал: как хорошо взорваться на части и никогда не соединяться!
Предметы отталкивали, ведь они не могли поглотить меня или хотя бы приблизить к источнику тепла.
Что оставалось делать? На все блестящие вопросы есть непременно ветхий банальный ответ. Я опустил веки и побежал… «Героизм наоборот — это тоже героизм» — так ты, кажется, говорила?
Оставаться в университете больше не было смысла. Я решил заняться практикой. Мать пригласила друга моего отца. Родитель начинал свой бизнес вместе с ним, но позже Хозяин — я буду называть его так — ушел в политику. Он — теневой генерал или даже генералиссимус. Его имя не услышишь в сводках новостей. Хозяин был очень приветлив, каким он, впрочем, всегда оставался в общении со мной, а мы знакомы едва не всю мою жизнь. Он спросил, в каком из мест я хотел бы работать. Я ответил, что пока все равно. Немного подумав, Хозяин сказал, что начинать лучше с низов и предложил мне место помощника прокурора в одном городке на юге. Я согласился.
Компания была забавной. Два провинциальных служителя Фемиды. Каждый — классическая патология. От столичных коллег они отличались лишь тем, что имели «принципы» — точнее сказать, психологические мотивы.
По каждому рыдала психушка, в отличие от коллег из столицы, каждый из которых заработал всего лишь на пожизненное. А. - прокурор — тайно сочувствовал инквизиции, тайно в том смысле, что не обсуждал правоту Торквемады, абсолютно уверенный в его правоте. Этот фанатик считал, что принципы человечности и непогрешимости несовместимы, а стало быть, сажать нужно всех (впрочем, два года назад он очень сопротивлялся и напирал на свою невиновность).
Но А. был просто душкой рядом с господином судьей. Я познакомился с Б. через Мориса, его предшественника и убежденного соратника Хозяина. Морис уходил на пенсию и в лице Б. нашел себе замену. Причина, подкупившая Мориса, заключалась в биографии Б. Отец его был человеком известным и умер в тюрьме; его убили за политические убеждения. Приказ исполнили урки, то ли купленные администрацией, то ли поддетые на крючок своих понятий, так как вину несчастного обставили как изнасилование несовершеннолетней.
Морис полагал, что прокурор, вышедший из самых низов и сам хлебнувший горя, должен быть очень внимателен к уголовным делам, где фигурируют простые люди. Б. не слыхал о воззрениях Мориса, но я представляю его ироническую улыбку, если б он их услышал. Дело не в текучке, от которой тупеешь, теряя всяческое внимание к людям. Просто Б. ненавидел свое прошлое, нищету и унижения, а особенно — отца, своим идеализмом заставившего сына страдать. Б. шел на оправдательные приговоры с большой неохотой, часто даже против давления сверху. Вскоре его затолкали еще дальше, в какой-то городок, где он окончательно спился и умер от рака печени.